Шрифт:
Закладка:
А дяденька всё орал и орал: «Тебя зарежут — у меня родственники сущие звери!»
Вообще-то, это слова серьезные, зря ими не бросаются, и если о ком-то говорят в городе С., что он «сущий зверь», то к этой характеристике нужно отнестись с вниманием и пониманием.
Словом, скандал был славный, — но не могу себе простить остроумия за дверью! Только когда он всё-таки ушел, в голове у меня что-то щелкнуло: если я — врач и что-то ему должен, а он-то, как музыкант, соответственно, тоже мне что-то должен, а именно: пусть ходит с барабаном!
Вслушайся — и ты услышишь, как веселый Ебибаев с барабаном вдоль по улице идет!
«Чего тебе еще надо?»
У меня на приеме в кабинете сидят слабоумный старичок и его сопровождающий Миша, в прежней своей жизни — врач.
Раздается телефонный звонок — звонит моя подопечная, художница Валя, та самая, отличившаяся тем, что не только видела страшную народную галлюцинацию — Черного человека, но и умудрилась нарисовать его «фоторобот». Кроме того, она еще стала писать стихи — это случилось с ней после того, как в машине ее сына совершенно случайно нашли наркотики.
Поищите, может, и у вас где-то они завалялись — обычное дело!
Валя не только рисует, она теперь еще пишет стихи и читает их мне — нараспев. Например, такие строки:
Сын моя,
Мне скучно без твоя.
На этот раз Вале, как всегда, нужна какая-то справка — основной вид моего лечения. Стыд на вороту у поэтессы и художницы не виснет, ее выгоняешь в дверь — она лезет вслед за тобой в туалет. Буквально.
Телефонная беседа длится с перерывами минут двадцать, мне звонят Валина дочь, Валина «свекровка» и прочая родня. Все просят писать в тюрьму, чтобы сына освободили, так у его мамы от этого «нервы», и основной аргумент — «мне очень надо, а вы говорите “нельзя”».
С трудом закончив разговор с Валей, я возвращаюсь к старичку и его сопровождающему.
–
Ты чего, — говорит мне бывший доктор (мы ровесники, давно знакомы и поэтому на ты), — зачем так сердиться, ты ж просто на работе, надо ко всему относиться легче!
–
Сейчас я тебе всё объясню, — отвечаю я. — Несомненно, ты прав, грех сердиться, но пойми — эта дама получила благодаря мне стопроцентную инвалидность, не без моей помощи
–
почти задаром — получила машину, сын оформлен у нее шо-
фером…
Во время моего монолога лицо Миши заметно багровеет, по лбу начинают тянуться тучи…
–
Смотри, ты сам злишься!! — почти в восторге закричал я.
–
Ё… твою мать, что ей еще надо? — стукнул Миша кулаком по столу. — Место в Кнессете?
–
Нет, ей надо, чтобы я написал в тюрьму, где сидит ее сын, о том, что ей плохо без него и от этого ее психическое состояние ухудшилось, — чтобы его пораньше отпустили.
Кстати, Валя долго говорила мне о «сердце матери», имея в виду свое сердце.
Мне кажется, что сама по себе Валина идея неплоха, обычно в матери много внутренностей — печень матери, например.
Или почки.
Мучительно обдумывая, как можно улучшить помощь не счастному населению, я пришел к мысли, что надо создать универсальный «справк», отрывающийся, как бумага в сортире: «Данным удостоверяется что подателю сего нужно немедленно дать ВСЁ (седло большое, ковер, телевизор — вычеркивать запрещено!), сына освободить из армии (тюрьмы) — тут как раз ненужное надо зачеркнуть, выдать квартиру на первом, втором, последнем этаже (ненужное можно зачеркнуть, а можно и не зачеркивать), снять все налоги, оплатить поездку в реабилитационных целях к родственникам в Германию или в любую страну бывшего СНГ».
Этот «справк» надо поместить в специальный агрегат на входе в наш психсарай — чтоб каждый трудящийся, а также нетрудящийся не беспокоил меня своими страшными рассказами про Черного человека в его последней мутации — «с ужасным длинным красным лицом», а просто: нажал на кнопку агрегата, получил бланк — ненужное зачеркнул, нужное подчеркнул.
А про квартиру на определенном этаже я писал не зря.
Ходила ко мне супружеская пара, причем по такому принципу: «Мы вчера прийти не могли, поэтому пришли сегодня».
На мой вопрос, ходил ли он в кино по такому же принципу, напрягшись, муж мне ответил (привожу текст дословно): «Я тебе такое скажу — дура ты, вот ты кто!»
Им надо было поменять квартиру с четвертого этажа на первый (почему я должен этим заниматься? Я доктор, я лечу, я не квартирное бюро!).
Аргумент обмена был такой: «Она прыгает из окна, жить не хочет, держать приходится. Третий день держу».
Представляется такая картина — она «жить не хочет» и рвется к окну, а он ее держит. Приходит обеденное время — хочется кушать, наступает перерыв, и гимнастическая фигура «девушка у обрыва» распадается. А потом, на сытый желудок, всё повторяется вновь: опять попытки прорыва к окну, опять он ее удерживает из последних сил, а потом вечереет, и надо поужинать и идти спать — перерыв до утра!
Письмо сосалу
В дверь врывается не по декабрьской погоде одетый джентльмен — на голове тюбетейка, на ногах сандалии на босу ногу, на прочем теле — пиджак со свитером.
Посетитель орет, и очень громко, но без перевода понять его трудно, хотя, с точки зрения самого крикуна, он кричит по-русски: «Я твоя бил завтра, твоя на мест не бил! Мне пысмо нужен к сосалу!»
Очень горжусь тем, что сразу его понял.
Джентльмен сказал следующее: «Я был у вас вчера, но, к сожалению, вас не застал. Мне нужно письмо к социальному работнику».
Ненавижу, когда считают, что «доктору нужно говорить всё»
Вы думаете, что доктор — не человек? Что за свою не очень большую зарплату он должен переварить всю исходящую из любых уст информацию?
Причем, как правило, это исходит не от душевнобольных, а от людей достаточно вменяемых.
За короткое последнее время я прослушал рассказ мамы одного трогательного моего пациента о том, как часто и каким способом ее сын занимается онанизмом (с подробностями), рассказ матери второго деятеля, который напоминает то приятное существо из «Космических войн» — зеленое такое, всё время жует, по-моему, Джабба, — о посещении этим существом борделя и неуспехе этого похода, в котором был обвинен я («от лекарств, доктор, он кончить не смог
