Шрифт:
Закладка:
К концу третьего принцесса заерзала в кресле.
К концу пятого ее уже не покидало ощущение, что она затесалась в королевское семейство, скорее всего, по недоразумению.
К концу седьмого она дала себе честное слово, что, если графиня на этот раз ее простит, она никогда больше не будет такой дурной девочкой.
К концу девятого она еле сдерживала слезы.
В начале десятого листа красовалось заглавие ярко-оранжевого цвета «Проект развития пластики в Королевстве».
— Да, — пролепетала Гиацинта слабым голосом, — мне кажется, это неплохая мысль.
— Я подумала, что, если Ваше Высочество одобрит эту затею, мы как раз сейчас могли бы…
Гиацинта почувствовала, что заливается краской стыда.
— Я полагаюсь на вас, графиня. По-моему, вы разбираетесь во всем этом куда лучше, чем я.
Ничего подобного она никогда не сказала бы своему отцу.
Глава 5
Графиня Бельвейн потворствует своим слабостям
рафиня Бельвейн сидела на троне (на поваленном стволе у опушки леса) в окружении толпы придворных — той воображаемой аудитории, с которой она не расставалась ни на минуту. Она чувствовала себя не в своей тарелке, чего с ней почти никогда не случалось, но сегодня для этого были все основания. Дело было в том, что Ее Королевское Высочество изъявила желание провести смотр недавно организованной Армии Амазонок Ее Королевского Высочества (см. проект II «Безопасность Королевства»). Вы, наверное, спросите: «Что же в этом ужасного?» Вот что: никакой Армии Амазонок и в помине не было. Никогда! А чтобы не обременять Ее Высочество тревогой за безопасность королевства, графине приходилось регулярно получать жалованье за всю Армию.При любой неприятности Бельвейн обращалась к любимому Дневнику, он был незаменимым источником утешения в горе. Она раскрыла огромную тетрадь и, лениво листая страницы, стала перечитывать наиболее захватывающие отрывки:
«Понедельник, первое июня. Стала плохой».
Она тяжело вздохнула в знак смирения перед необходимостью быть плохой. Роджер Кривоног искренно считает, что ей следовало вздыхать уже много лет подряд: по его мнению, плохой она родилась.
«Вторник, второе июня, —
продолжала Бельвейн. —
Сегодня осознала, что создана для того, чтобы править страной.
Среда, третье июня. Решила отстранить принцессу от власти.
Четвертое июня. Начала отстранять».
Поразительные по смелости признания в устах любой женщины, хотя бы и ставшей плохой в прошлый понедельник! Без сомнения, этот Дневник не предназначался для чужих глаз. Давайте попробуем, заглянув через плечо коварной женщины, подсмотреть что-нибудь еще из ее откровений.
«Пятница, пятое июня. Сделала…» —
о, это, пожалуй, слишком интимно… Далее следует «Основная мысль недели»:
«О берегись! Ведь на пути к вершинам власти
Тебя подстерегают беды да напасти!»
Восхитительное нравоучение, которое пришлось бы весьма по вкусу Роджеру, только он никогда не сумел бы его так мило срифмовать. Графиня перелистнула еще несколько страниц и приготовилась запечатлеть на бумаге события вчерашнего дня.
— Вторник, двадцать третье июня, — сказала она вслух. — Так что же произошло вчера? «Приветствуемая за стенами дворца ликующей толпой…» «Ликующей»? — Она прикусила кончик пера и задумалась. Потом полистала Дневник, пока не нашла нужное место.
— Да, — объявила она уверенно, — в прошлый раз было «восторженной», значит, сейчас очередь «ликующей»! — И она написала «ликующей» тонким карандашом. Потом это будет обведено золотом.
Вдруг она поспешно захлопнула тетрадь: послышались чьи-то шаги. Это была Виггз.
— Если позволите, Ваша Светлость, Ее Высочество прислала меня напомнить вам, что прибудет в одиннадцать, чтобы произвести смотр своей новой Армии.
Подобное напоминание вряд ли могло обрадовать графиню.
— Ах, Виггз, милое дитя… — Она испустила трагический вздох. — Я так утомлена. Глава Придворного Кордебалета, — и она проделала грациозное па, — Главнокомандующий Армии Амазонок, Главный Хранитель Королевской Мантии и Главный Смотритель Мебельных Чехлов — и все это я! Пойди и вытри пыль вон с того бревна для Ее Высочества. Эти обязанности висят на мне тяжким грузом. Я так редко остаюсь наедине со своими мыслями…
— А вот Воггз говорит, что зато вы не остаетесь внакладе, — невинно заметила Виггз, сметая пыль с бревна. — Это, должно быть, довольно приятно — никогда не оставаться внакладе.
Графиня холодно взглянула на Виггз. Одно дело — исповедоваться собственному Дневнику в том, что ты плохая, и совсем другое — когда всякие «воггз» трубят об этом на всех перекрестках.
— Я не знаю, что такое «воггз», но пусть «воггз» немедленно явится ко мне.
Как только Виггз скрылась из виду, графиня решила, что самое время предаться Страстям. Она металась по шелковистой лужайке, повторяя про себя: «Проклятие! Проклятие! Проклятие!» Покончив с Яростью, она мрачно опустилась на бревно и погрузилась в Отчаяние. Темные волосы двумя волнистыми прядями спускались по спине — немного подумав, она перекинула одну на грудь: человек, погруженный в Отчаяние, совсем не обязательно должен выглядеть как попало.
Потом ей пришла в голову новая мысль: «Я одна, а это значит, что мне следует произнести монолог, тем более что я уже так давно ничем подобным не занималась… О! Какой жестокий…» Графиня проворно вскочила с неудобного сиденья (Разве можно сочинить сто́ящий монолог на такой коряге?), перешла на середину поляны, скрестила руки на груди и начала заново:
— О! Какой жестокий…
— Вы меня звали, мэм? — внезапно раздался голос появившейся Воггз.
«Проклятие! — Графиня вздрогнула от неожиданности. — Что ж, придется отложить», — сказала она самой себе и повернулась к Воггз.
Видимо, Воггз оказалась где-то совсем неподалеку — слишком уж быстро нашла ее Виггз. Подозреваю, что она играла в лесу, вместо того чтобы делать уроки, вытирать пыль или штопать чулок, — одним словом, преступно пренебрегала своими дневными обязанностями.
Воггз мне объяснить еще сложнее, чем Виггз. Как тяжело автору управляться со всеми этими персонажами, вторгающимися в повествование без всякого приглашения! Тем не менее она здесь, и с этим приходится считаться.
Мне кажется, Воггз было на год или два меньше, чем Виггз, и воспитана она была
