Шрифт:
Закладка:
— Капитан, взгляните на это, — к начальнику гарнизона подошли двое солдат.
Один держал в руке склянку с зажигательной смесью, точь-в-точь такую, какой чуть ранее воспользовался Крайтер. Второй держал под руку связанного «партизана», опять-таки неволенного Крайтером.
— Напалм, — рассмотрел самоделку капитан. — С магниевым капсюлем. Это его?
— Да, капитан.
— Ясно…
— Это не мое! — дернулся было заключенный, но его тут же урезонил толчок приклада между лопаток. — Это не мое… Мне подкинули. Клянусь!
— Ну да, конечно, — капитан вздохнул. — А потом ты решил подкинуть ее нам. Тебе еще повезло, что гарнизон не сгорел. Хотя… Уведите его.
Он повернулся к доларгам:
— Назовите имена.
Крайтер отрекомендовался, заметил, что Сейвен насупился еще сильнее, и представил его. Капитан пожал каждому руку:
— Благодарю за помощь. Я непременно сообщу о проявленном вами героизме. Всего наилучшего! — Он козырнул, развернулся и зашагал в сторону гарнизона.
Когда Крайтер рассказывал доларгам о подвиге, Сейвен только шевелил желваками и молчал. Больше всего раздражало то, как командир группы В превозносил его, Сейвена. «Издевается». Достаточно было чуть присмотреться, чтобы заметить ехидство в уголках его глаз. «И как я это допустил? Идиот. Сучок осиновый. Не прощу себе никогда». А бойцы, при каждом таком упоминании, поглядывали на соратника с уважением и с какой-то липкой, сырой завистью. Больше всего, конечно, плевался Крайтер, а его меткость жгла кислотой.
— Да если бы не Сейв, то сгорели бы гелионцы заживо сегодня! Видели бы вы, как он урезонил того, который бомбу в окно гарнизона швырнул… М-м, дорого посмотреть! Только тот за вторым снарядом за пазуху сунулся, и вдруг — бах! Уже на земле валяется. Сейвен — сверху и руку заламывает, потом бросает его мне, а сам бежит дальше.
На остаток ночи, по утро включительно, Сейвен замкнулся в молчании. Крайтер же, напротив, рассказывал о приключении охотно, приукрашивая каждый шаг. «И ведь не сбивается, не перевирает. Каждая мелочь как на ладони, точно в самом деле так и было».
Вооруженных столкновений больше не случилось. Отряд из Сотлехта благополучно опоздал на полцикла, а когда наконец прибыл, то без промедлений направился к горной дороге. Четыре армейских внедорожника с роторными пулеметами на крышах и два бронированных фургона между ними. Вот и вся колонна…
Отряд проследовал к подножью склона, вскарабкался на гору, но на подступах к вершине, там, где несли караул доларги группы Д, один из внедорожников едва не сорвался. Водитель головной машины угодил на осыпь, но к счастью, падение остановила корявая сосна. Внедорожник поставили на место с помощью другой машины и доларгов, за что последних тут же похвалили и отметили.
Приказ возвращаться был получен, только когда рассвет взял высоту и перевалил через хребет Аргола. Утро наступило точно нахлынуло и, когда это случилось, Сейвен впервые почувствовал, что устал. «Поспать бы». Он зевнул украдкой и посмотрел на Диз, бодро шагающую чуть впереди и справа от него.
Мысли о соучастии в ночном инциденте, мучили Сейвена хуже тошноты. Любые упоминания о происшествии вызывали позывы разоблачиться. Он отлично понимал, что его желание крикнуть во все горло: «Вранье!» — безумно настолько, насколько фальшива бодрость шагающей впереди Диз. «Предположим, мне поверят. Что потом? Трибунал. И никто не будет разбираться, почему мне, свечке парафиновой, не хватило мужества остановить Крайтера. И раз я держался с ним, с ним же партизанил и получил одобрение капитана гарнизона, то с ним я и заодно. Заставил? Смех… Кто ж в это поверит? Да и не заставлял он меня…» Еще крепче увязать во лжи Сейвену хотелось в последнюю очередь. Но, хотя он твердо решил молчать, от внутренних метаний решимость не спасала.
Коверкать голову размышлениями о том, что сегодня ждет его — Сейвена, Сейвен не хотел. «Будет так, как быть должно, и неважно, думаю я об этом или нет». Но как бы он не отмахивался, одна мысль неизменно возвращалась. От нее тошнило. Она доводила Сейвена до тихого буйства. «Я сообщу о проявленном вами героизме». Это означало, что и он, и вся группа В по безумному капризу Крайтера сегодня же имели все шансы принять статус. «Какая ирония: всю жизнь честно играть, пусть и маленькую, но свою роль, чтобы под конец снискать славу в театре марионеток. Пошлой куколкой».
Из начальства никто и словом не обмолвился об общих достижениях и о частных успехах доларгов. Отряд просто пустили внутрь гидроглиссера и предложили занять свои места. Сейвен не без удовольствия опустился в удобное кресло, откинулся на спинку и вытянул ноги. Комната молчала. Даже Зак запрокинул голову и медленно моргал в потолок. Тело налилось приятным оцепенением. Каждое движение давалось с трудом, но утруждаться и не хотелось. Веки смыкались все чаще, наливались липкой тяжестью.
Гидроглиссер оторвался от причала и сначала медленно, но потом все быстрее и быстрее поплыл к родному берегу.
* * *
Сколько прошло времени, Сейвен сказать не мог, но, когда он открыл глаза, кругом все спало, и тишина стояла такая, что от нее звенело в ушах. «Оглушающая. Оглушающая тишина». Под сердцем холодной волной шевельнулось недоброе. Предчувствие чего-то рокового. Он огляделся. Народ спал вповалку. Растрепанные волосы, расстегнутые вороты, нелепые, какие-то сюрреалистичные позы и… Сейвен похолодел. Ни один, ни единый человек в комнате не показывал своего лица. Все отвернулись и спрятались от него.
Сейвен поднялся. Воздух вокруг оказался плотным, как вода. Любое движение, будь то поворот головы или шевеленье пальца, оставляло в пространстве след в виде радужных вихрей. Завитки рождались, проплывали цветными клубами и таяли без следа. Преодолевая сопротивление воздуха, он выбрался из своего ряда в проход и только тогда увидел человека, неподвижно стоявшего на подиуме, возле чернеющего пустотой экрана. «Диз?»
— Диз? — окликнул он, но с губ слетела тишина.
Тем не менее она услышала и даже обернулась. По ее щекам текли лазурные слезы. Текли обильно, но… Не капали, а срывались и плыли по воздуху маленькими пульсирующими светляками. Лицо Диз искривилось плачем, она что-то шептала, но он ничего не слышал. Когда он шагнул к ней, она отпрянула в испуге, развернулась и забралась в чернеющий экран, точно в ночное окно. Нимало не удивившись, Сейвен бросился следом.
Тьма душила. Тьма ослепляла. Ни сполоха, ни огонька… Никаких оттенков или полутонов. Безбрежный океан сажи и он — на его дне. Ноги утопали в чем-то рыхлом и податливом. Он присел, зачерпнул
