Шрифт:
Закладка:
Тут тишину пронзил вой койота. Крик доносился из ущелья, но едва Сейвен пошел на него, как завывание перекатилось в хохот Крайтера, оглушающий, неистовый рев, от которого задрожала земля. Сейвен почувствовал, как по щекам потекли теплые струйки крови. В попытке защититься от безумного смеха он стиснул ладонями голову и продолжил путь. Вдруг хохот оборвался, и стало тихо как прежде.
Стены ущелья наваливались черными портьерами. Их вес просачивался сквозь кожу, обволакивал. Клин звездного неба над головой как будто сузился, а сами звезды потускнели. Горы заскрежетали — теперь они сближались по-настоящему. Сверху посыпались камни, срывались валуны, что с глухим уханьем вонзались в землю. Звезды исчезли совсем, и вновь стало невыносимо темно. Тьма проникла. Она стала частью его самого.
Вдалеке появился блуждающий огонек. Он носился от стены к стене и медленно приближался. Сейвен остановился. Вся тьма, что впиталась его телом, теперь рвалась прочь от огня. Он ощутил страх, но не как собственное чувство, а как чье-то холодное присутствие. Как будто кто-то охваченный ужасом прятался за ним и в своем глубоком, безотчетном трепете увлекал Сейвена за собой. Он оглянулся, и страх пропал.
Перед ним, на расстоянии вытянутой руки, стоял Крайтер. Одетый во все белое, с вымученной улыбкой на бледном лице. В руках он сжимал большой хрустальный шар. Сфера мерцала глубинным синим огнем. В ней что-то билось, трепетало, как лепесток свечи. Это была Диз. Ростом не больше мизинца, она молотила кулачками стены своей неволи. Было видно, как ее маленький ротик открывается — она кричит. И вся светится.
Сейвен почему-то знает, что ее нельзя выпускать. Если она вырвется, то случится что-то настолько ужасное, что никто и никогда не сможет исправить этого. Он поднял глаза на Крайтера. Тот кивнул, как бы подтверждая опасения.
— Вернуться уже нельзя, — проговорил он с горечью. — Нельзя остановить то, что ты начал. Хочешь увидеть, что ты начал?
Его последнее «что» звякнуло укоризной. Он протягивал шар Сейвену, предлагая заглянуть в глубину пристальней.
Взгляд проник внутрь и увлек за собой. Сейвен сморгнул. Он стоял на дне пересохшего фонтана с мозаикой в форме плачущего солнца. Рядом Диз. Очень близко. Она обнимает его, а он в ответ придерживает ее за талию и вздрагивающие плечи. Она плачет. Плачет и солнце, наполняя фонтан. В воде уютно. Ему хочется стоять вот так, обнявшись, целую вечность. Стоять, чувствовать тепло ее счастливых слез и ни о чем не думать.
Вдруг в воде что-то промелькнуло извилистой тенью. Он оборнулся, но увидел каюту гидроглиссера, спящих доларгов и Диз, спокойно дремлющую рядом с ним.
До порта Бредби оставались считанные нарны.
Act 4
Проснулся Сейвен с тяжелой головой. Рука затекла, а шея болела. Он перевернулся на другой бок и попытался вспомнить, что ему снилось. Какие-то заросли, огромные, но добрые животные… Каньон с обрушающимися стенами, чернота, Диз… «Стоп, это же снилось вчера».
Он подскочил на кровати и схватил будильник. Черный экран свидетельствовал, что тот опять сам собою отключился.
— Допросишься, скотина, когда-нибудь выброшу тебя. Будильник еще, — раздраженно пробурчал он.
Когда доларги вернулись с экзамена, встретивший их в куполе визитатор сообщил, что в восьмом цикле в актовом зале будет общее собрание. Оставшееся время он настоятельно порекомендовал употребить на сон, но и предупредил, что б обошлось без опозданий.
В соблюдение последнего Сейвен и поставил будильник на половину восьмого, дабы, проснувшись, без лишней спешки привести себя в порядок. «И почему меня никто не разбудил?!» Теперь уже без десяти нарнов, а он все еще растрепанный и в одном исподнем мечется по комнате в поисках формы. «Наверное, даже никто и не заметил, что меня нет».
— Я ведь ее здесь… — растерянно тормошил он стул, на который перед сном сложил форму.
Он посмотрел на входную дверь и рядом, на крючке, увидел ее, выстиранную и старательно поглаженную. «Ключницы. Точно. Последние мозги проспал, идиот». Сейвен торопливо натянул форму, обулся, прибрал пальцами волосы и выскочил за дверь.
Снаружи его ждал сюрприз. Диз.
— Какого демона, Сейвен! — негодовала она. — Строиться давно пора!
— Простите, я проспал, — честно признался он.
«Надо же. Ты и впрямь пришла… Хоть тебе спасибо за это».
— Будильник барахлит.
— Будильник. Давай, пошли уже скорей.
Заспешили не по кольцу тротуара, опоясывающего недра купола, а сквозь парк, кончающийся у главного здания шумящими водопадами.
На некоторое время они погрузились в густой лес, обступивший их сумрачными, неясными тенями. Кое-где на стволах и листьях растений переливались люминофором редкие жуки. В глубине парка слышались монотонные перекаты водопадов.
Над головами шагающей пары зажглись ночные огни. Меридианы фонарей несли бледно-голубой свет из водной прослойки, отчего тот рассеивался по куполу ровной, мягкой аурой.
Запахло милюдой, а вскоре появился и источник сладковатого аромата. Большие кусты вдоль тропки были усыпаны букетиками светящихся в полумраке цветов. Снаружи — на ветру — лепестки распустившихся бутонов летели бы по ветру звездной пылью. Но здесь… Они лишь усеивали почву тонким ковром, который истлеет к утру, как позабытый костер.
Диз замедлила шаг и остановилась у одного из кустов. Она отломила крошечную веточку, всю облепленную цветами, и пристроила ее на своей прическе за ухом. В этом призрачном свете стремительно живущих цветов Сейвен разглядел, как она была хороша. Ее роскошные темные волосы были теперь завиты и спадали по плечам и голой спине неровными спиральками. Гладкая, чистая кожа, немного бледная от ночной иллюзии, благоухала тонким ароматом духов, различимым даже здесь, в густоте цветущих растений. На лице ни тени, ни эмоции, ни морщинки. Глянцевая оправа очков ровно блестела голубизной, обрамляли глаза такого же глубокого голубого цвета. Темно-синее, блестящее вечернее платье плотно облегало тело, подчеркивая каждый изгиб ее прекрасного молодого тела.
— Диз, время, — осторожно напомнил Сейвен.
Она что-то хотела сказать, даже приоткрыла рот, но лишь коротко вздохнула и пошла дальше, так ничего и не ответив.
Первый этаж административно-учебного корпуса представлял собой огромный зал с множеством высоких колонн, где обычно подолгу задерживалось только эхо. Но сейцикл он гудел сотнями голосов и музыкой,