– Анна…, – он смутился, рядом с ним – пепельница с десятком выкуренных сигарет.

Я перелезла через подоконник и села рядом с ним.

– Не стоит тебе здесь сидеть, холодно!

– Ты почему не спишь? Что-то случилось?

– Да нет, ничего.

– Скажи мне, я же вижу, что что-то не так.

– Да нет, не бери в голову, просто никотиновое голодание накрыло внезапно.

Он засмеялся, но глаза были невеселыми, уж я-то видела, ведь фонарь совсем недалеко от нашего крыльца. Но пытать его бесполезно, все равно ничего не скажет. Я обняла его.

– Не знаю, что у тебя снова за война с самим собой, но, если вдруг решишься рассказать мне, я рада буду выслушать. Пойдем спать?

Он улыбнулся виновато.

– Иди. Еще одна и я приду.

Я вздохнула, встала и полезла обратно в окно, Эм резко приподнялся, чтобы поддержать меня.

Балу вновь окатил меня ледяным презрением к не спящим ночью и не дающим ему выскочить в окно и хорошенько прогуляться людишкам. Я вздохнула и отправилась на кухню выпить воды, и обратно в постель.

А через неделю у меня внезапно началось кровотечение. Мы потеряли этого ребенка, и уже не важно было, был ли он мальчиком или девочкой…

Эм плакал вместе со мной. Это был первый раз, когда я увидела слезы в его глазах.

– Анна, мы справимся, все будет хорошо! Не вини себя, ты все делала правильно, здесь нет твоей вины. Просто так бывает. Дай себе время. У нас обязательно будет наша девочка, как ты всегда хотела.

Не вини себя…

Вернувшись тем вечером из больницы, я забралась под одеяло, обняв пушистого Балу, который как будто понимал что-то и даже не сопротивлялся. Эм вдалеке что-то говорил, поднимаясь по лестнице с моей больничной сумкой. Я закрыла глаза, на меня нахлынули волны и накрыли с головой.

Глава одиннадцатая

Шли дни, они складывались в недели, а недели – в месяцы, и моя тоска постепенно утихала. Волна, накрывшая меня с головой в тот вечер, постепенно отступала, оставляя за собой на песке обломки кораблекрушения – ветки, мусор, водоросли и растерзанных штормом медуз…

– Мне кажется, нам нужно как-то сменить обстановку? У меня скоро отпуск, может быть уедем куда-нибудь вдвоем, только ты и я?

Мы лежали на берегу поодаль от пляжа, среди больших теплых камней, которые были здесь, похоже, с начала времен. Я отвлеклась от книги, которую мусолила уже не первую неделю, так, жвачка для мозгов, заложила страницу билетом в кино, служившим мне закладкой, и повернула голову к Эм. Он лежал, согнув одну ногу в колене, на туристическом коврике, которые мы в этот раз взяли с собой вместо полотенец, т.к. собирались расположиться на жестких камнях, подальше от людей на пляже. Когда я устану любоваться им? «Никогда, Анна, даже не надейся». Эм недавно состриг свои роскошные волосы, сменил, так сказать, имидж и теперь выглядел моложе и как-то по-хулигански. Но, надо сказать, и это ему очень шло. Надо сказать, ему шло, по-моему, абсолютно все.

– Эм, какой смысл ехать куда-то? Если там буду все та же я? Что изменит эта поездка. Ведь в нее я возьму с собой себя…

– Хм…

Он улыбнулся и заправил непослушную прядь мне за ухо.

– Как говорится, лучше сделать и жалеть, чем не сделать… и жалеть. Исход может быть и один, но путь во всяком случае точно будет разным. Да и вообще, я уверен, что поездка поможет, давай подумаем, куда полетим?

– Эм, спасибо за старания, я это очень ценю, правда. Я подумаю.

Я вернулась к книге – ну и скучища, и через некоторое время строчки поплыли у меня перед глазами, и я уснула.

Проснулась, когда солнце стояло уже низко, все тело у меня затекло от сна на камнях, и я застонала, пытаясь подняться и сесть. Эм сидел рядом и смотрел на закат, повернулся в мою сторону и сочувственно улыбнулся.

– Не хотел тебя будить, ты так сладко спала.

– Ага, – я потерла поясницу и постаралась выпрямиться и размять затекшие руки.

Он потянулся ко мне и погладил по щеке. «Господи, этот мужчина сводит меня с ума с этой своей привычкой прикасаться рукой к моему лицу, мы что, в XIX веке? Но это все равно так приятно…»

В голубых глазах Эм мерцали искорки: «Жаль, что ты так любишь спать лицом в подушку, Анна.» Я закатила глаза, видимо, у меня на лице остались отпечатки от его куртки, на которой я и спала.

– Да все равно, плевать.

Иногда бывает так, что ты спишь, и тебе снится сон. А потом просыпаешься и понимаешь, что хоть и не помнишь подробностей, но у тебя осталось ощущение. Ощущение, которое приоткрыло тебе завесу какой-то тайны, над которой ты уже несколько лет бьешься наяву, но разгадать никак не можешь. И вдруг, внезапно, тебя осеняет. Сегодня на тех камнях это произошло со мной.

– Марк? А ты ведь знал, что этот ребенок у нас не родится? Поэтому ты не обрадовался, когда я рассказала тебе, что беременна? Тогда ночью в сентябре ты узнал и еще какие-то подробности?

В тот момент я ждала от Эм чего угодно. Что он занервничает, удивится, скажет, что я несу чушь, что начнет оправдываться или объясняться, или скажет, что я не в себе, раз такие мысли могли прийти мне в голову. Я и правда сейчас была как будто не в себе, настолько странно прозвучал мой вопрос. Но Эм, неожиданно, молчал.

«Я с детства не умею врать», – точно, он же сам мне это говорил.

– И ты знал, что на том балу меня не ждали, знал не от школьных друзей. И нашел меня именно в тот день и в нужный час. И если я захочу, я вспомню еще много моментов, когда ты заранее знал, что будет.

Эм молчал и не смотрел на меня.

– Погоди-ка? И сейчас ты знал, что этот разговор будет, ведь так?

Эм машинально потер переносицу и наконец посмотрел мне в глаза.

– Эм, скажи мне! Скажи мне, я должна знать! Ты больше не обманешь меня, я же не слепая! Ты знаешь больше, чем я, и чем другие люди! Скажи мне, что это? Что с тобой? Что ты видишь? Ты усиленно скрываешь, но я же вижу, что ты уже много раз знал, что будет дальше. Перестань пожалуйста скрывать от меня это, чем бы там оно ни было, ты все равно