– Эренцен? – Зугбир приоткрыл глаза.

Чулун утвердительно кивнул головой, подтверждая догадку старого шамана.

– И что ты ему рассказал?

– Да то же, что и тебе. Что ещё я могу сказать? О льдистом серебре спрашивай не у меня, а у тайгетских торговцев, что приводят на майдан свои караваны…

Собеседники замолчали.

Зугбир догадался, что Чулун не знает про тайник, устроенный в изваянии Далха-Кота. А про пластинку кузнец думает, что её ценность только в том, что она изготовлена из этого столь редкого металла.

– Ты говорил, что тогда, перед битвой у Длани Света, когда ковали оружие, то добавляли в плавку льдистое серебро? А кто ещё из ковалей, кроме тебя, умеет работать с ним?

– Нас было четверо,– ответил Чулун,– я, старый Яглын из рода бесаудов, Хатгал из рода наянкинов и старейшина каядов Нёкун. Мы с Яглыном делали доспехи и шлемы, а Хатгал с Нёкуном ковали клинки. Сплавлять льдистое серебро с железом умели только мы. Остальные использовали его обычным способом и если нынче и есть кто из мастеров, варящих булат и тугое железо, то таких я не знаю.

– А почему о них сейчас ничего не слышно?

– Яглын умер на следующее лето после битвы у Длани Света. Ему ещё тогда перевалило уж за семь десятков. Хатгал, как я слыхал, не поладил со своим нойоном Кранчаром. Поговаривают, что во время очередной замятни он бежал к таурменам. Нёкун вместе со своим родом откочевал куда-то за Мулдуан из-за распрей с нашими нойонами. Говорят, что зимы две назад Нёкун посылал кого-то из своих родичей в Хорол, к тем тайгетам, что обосновались там…

– Зачем?

– Хотел, чтобы поучились у них, да заодно высмотрели – не лгут ли торговцы о том серебре.

– Ну и как? Удалось?

– На прошлогоднем курултае я тоже спрашивал об этом Нёкуна. Он рассказал мне, что его родичи четыре луны прожили там, но вернулись с пустыми руками. То есть не совсем с пустыми. Привезли на телегах почти полсотни откованных криц. Почитай каядам железа на цельный год хватило…

Кузнец умолк. С реки, ещё по-весеннему полноводной, потянуло прохладной сыростью. Пройдёт ещё день-два и Илана начнёт потихоньку мелеть.

– Ночи ещё прохладные, особенно здесь – у реки. Пойдём в юрту.

– Нет. Я люблю вольный воздух, а холод, как ты знаешь, мне не помеха.

– Ладно. Как хошь…– Чулун встал, расправил плечи, немного постоял рядом и направился в свою юрту.

Зугбир остался один. В чистом ночном небе ярко светил месяц и мерцали звёзды. Их неверный свет заливал своим светом Баргу и её окрестности. Станица постепенно затихала. Один за другим гасли огни и вместе с ними таяли, поднимающиеся вверх, серые столбики дыма от очагов.

Старый шаман размышлял о настоящем и будущем. Скоро, очень скоро знахари и целители потеряют своё положение среди племён и родов. Вот уже пошло третье лето, как тайгетские торговцы не привозили гамелит, который коттеры называли льдистым серебром. На все вопросы они лишь беспомощно разводили руками. Его невозможно было достать ни за какие богатства.

Эренцен и другие целители пробовали добывать гамелит из клинков и доспехов, когда-то изготовленных кузнецами, но он уже не нёс в себе тех целебных свойств, которыми обладал в чистом виде. Льдистое серебро, растёртое в мелкий порошок, затворяло кровь и стягивало раны лучше настоя корней огнецвета. К тому же его требовалось гораздо меньше, чем обычного снадобья. Гамелит использовали не только в лечении тяжёлых ран, полученных на войне, но и при трудных родах, когда у женщин возникало обильное кровотечение. Зугбир и сам с его помощью спас нескольких матерей от неминуемой смерти.

Нынче Чулун не сказал ничего важного, кроме того, что Нёкун из рода каядов работал с льдистым серебром. Из всех коттерских кузнецов, только он является признанным шаманом Далха-Кота. И даже не совсем простым, а одним из тех, кто владел даром боевых заговоров. Скорее всего, Нёкун знает куда больше, чем Чулун, но просто так ничего не скажет.

Размышления Зугбира прервал дробный топот копыт. Поднявшись на ноги, шаман увидел тёмную массу всадников, выезжающих из станицы в сторону ближайшего куреня Далха-Кота. Кажется, Чулун был прав. Он догадался, что борьба за наследство хана Хайдара уже началась.

– Началось…– сокрушённо пробормотал шаман.

Глава 3

Горячий круг солнца начинал медленно клониться к закату, когда двое караульных, оставленные следить за одним из двух куреней Далха-Кота, заметили одинокого вёршника, спешившего в сторону Барги.

– Смотри-ка, идёт намётом. Не похоже, чтобы это был гонец. Видать, торопится на ханские похороны…– указал один из караульных на всадника, чей силуэт скрылся за очередным гребнем степного увала.

– Да-а. Что-то он припозднился,– откликнулся другой, помоложе.– Почитай, всё прошло без него…

Горькие слёзы бессильной ярости текли из глаз молодого пастуха Тохты. Набегавшие порывы встречного ветра били в лицо, размазывая их по щекам. Кобылица скакала из последних сил, но он беспрестанно подгонял её концом повода. До Барги оставалось совсем немного, когда она пала и пастух вылетел из седла. Перекувырнувшись через голову, Тохта вскочил на ноги, и, спотыкаясь, добрёл до павшей лошади и непослушными от усталости руками стал подымать голову кобылицы. Спёкшиеся губы пытались шептать нежные слова, которые он говорил ей, когда она была ещё маленьким беспомощным жеребёнком.

Влажный, лиловый глаз лошади