связанным группам. Б. Уорф хорошо показывает эти различия, сопоставляя грамматические системы индоевропейских языков и языков американских индейцев, хотя дает им субъективно-идеалистическое и метафизическое истолкование.

В индоевропейских языках форму множественного числа имени и количественные числительные употребляют как при обозначении сосуществующих предметов или предметов, которые могут быть представлены как сосуществующие (например, русск. дома, десять домов; люди, десять человек), так и при выражении цикличности, т.е. последовательного ряда регулярно повторяющихся событий (например, отрезков времени – русск. дни, десять дней; годы, десять лет; шаги, десять шагов; удары, десять ударов). В индейском языке хопи множественное число и количественные числительные употребляются только при наименовании предметов, способных к совместному существованию, которые могут быть представлены в виде целой группы (множество домов, людей, деревьев, камней, животных и т.д.). Такие выражения, как десять дней, в языке хопи исключаются. Вместо того чтобы сказать Они пробыли десять дней говорят Они пробыли до одиннадцатого дня или Они уехали после десятого дня. Предложение Десять дней больше, чем девять дней превращается в предложение Десятый день позже девятого. Время исчисляется в языке хопи главным образом днями и ночами, причем соответствующие этим отрезкам времени слова являются не существительными, а особой частью речи. Счет ведется посредством порядковых числительных. Такой способ счета не применяется к группе различных людей или предметов, даже если они следуют друг за другом, так как и в этом случае они могут быть представлены в виде целостной группы. Однако он применим по отношению к последовательному появлению одного и того же предмета или человека, поскольку здесь невозможно даже мысленное объединение в группу[62].

В результате сопоставительного анализа описанных выше языковых фактов Б. Уорф приходит к выводу, что язык хопи точнее воспроизводит действительность, чем индоевропейские языки, которые порождают ошибочные представления о воображаемой множественности, отсутствующей в самом объективном мире. В действительности же и значение формы множественного числа в языке хопи, и значение формы множественного числа в индоевропейских языках, а также количественные числительные языка хопи и индоевропейских языков отражают реальные множества явлений объективного мира, но это – различные множества, являющиеся результатом объединения явлений в различные классы, причем и тот и другой класс в равной степени объективны. Этого не замечает Б. Уорф в силу односторонне-метафизического подхода к вещам. Множество, отражаемое в значении формы множественного числа языка хопи и его количественных числительных, есть объединение собственно предметов, противопоставленных друг другу в пространстве. Множество, отображаемое с помощью форм множественного числа имени и количественных числительных в индоевропейских языках, есть более широкая группировка объективных фактов, охватывающая, кроме множества пространственно противопоставленных собственно предметов, выступающего по отношению к ней в качестве подмножества, любые количественно определенные явления, неспособные к соположению в пространстве. Для этого предельно широкого множества важна лишь противопоставленность фактов в каких-либо признаках (внутренних свойствах или внешних отношениях). Не относимые к множеству собственно предметов последовательные отрезки времени (дни, ночи и т.д.) потому могут противопоставляться друг другу и исчисляться, что они чем-то отличаются друг от друга: одни дни могут быть солнечными, другие пасмурными, разные дни могут наполняться разными событиями, наконец, дни различаются хотя бы тем, что одни из них предшествуют другим, а другие следуют за первыми. Все это лишний раз свидетельствует о единстве количественных и качественных определенностей в материальном мире: когда человек выделяет количественную определенность предметов, он отвлекается от их качественной определенности (говоря пять деревьев, человек игнорирует качественное различие деревьев), но само установление количества вещей возможно только тогда, когда эти вещи чем-то отличаются друг от друга.

Разумеется, содержание категории числа в индоевропейских языках является более общим и, следовательно, более абстрактным, чем в языке хопи, соответственно более широкому кругу явлений, охватываемых индоевропейским числом.

Б. Уорф обнаруживает различие между индоевропейскими языками и языком хопи в значении существительных, обозначающих вещество. В индоевропейских языках эти существительные не характеризуют форму предмета, состоящего из того или иного вещества, и не указывают на количество вещества. В связи с этим при обозначении предметов с помощью таких существительных их приходится употреблять совместно с другими существительными, определяющими форму предмета или количество вещества (лужа воды, плитка шоколада, миска муки, кусок мяса и т.д.). В языке хопи вещественные существительные не нуждаются в таком добавлении, потому что они, наряду с веществом, указывают на соответствующую форму, сосуд или количество вещества. По мнению Б. Уорфа, такое различие в содержании вещественных существительных обусловлено целиком особенностями языков, заключенными в них способами видения мира и никак не определяется самими предметами, всегда состоящими из какого-либо вещества, которое, в свою очередь, неотделимо от его конкретного воплощения[63].

Идеалистический вывод и в данном случае обусловлен метафизическим подходом Б. Уорфа к рассматриваемому объекту, непониманием диалектики вещества и его оформленности, которая представляет собой частный случай диалектики формы и содержания. Вещество и его оформление (в том числе и количественная определенность), с одной стороны, находятся в неразрывном единстве (нет вещества без конкретного оформления, нет конкретно оформленной вещи, не состоящей из какого-либо вещества). С другой стороны, они противоположны, а значит, и противопоставлены друг другу: одинаково оформленные вещи (например, скульптура, посуда и т.д.) могут быть созданы из разного вещества (глины, фарфора, камня и т.п.), одно и то же вещество может быть использовано для создания различно оформленных вещей (из шоколада можно сделать плитку, куб, шар, различные фигурки людей и животных, используя то меньшее, то большее количество материала; из одного и того же куска сырой глины можно сначала вылепить посуду, а затем различные скульптурные фигуры). Вещественные существительные языка хопи отражают единство вещества и оформленности, подобные существительные в индоевропейских языках – противопоставленность того и другого. На передний план они выдвигают противопоставленность вещества оформленности, абстрагируя вещество от его оформления. Выдвижение на передний план противопоставленности оформленности веществу порождает существительные, обозначающие оформленность вещества (в том числе и количественную). Часто оформленность и количество вещества устанавливаются через указание на его вместилище.

Хотя Б. Уорф сосредоточивает внимание на особенностях грамматического строя языков, на связи различия в грамматических формах с различием семантики, он учитывает при сопоставлении языков и особенности лексики, а значит, и те семантические расхождения, которые обусловлены спецификой лексического состава. В языке хопи он обнаружил существительное, которое относится к любому летающему предмету или существу, за исключением птиц. Таким образом, это существительное обозначает класс «Летающие минус птицы». Оно может быть использовано для наименования и насекомых, и самолетов, и летчиков. В современных индоевропейских языках нет существительного с таким широким значением[64]. В этом случае, как и во всех рассмотренных выше, выделение особого класса вещей обусловливается