– пишет Л. Витгенштейн[44].

В основе субъективно-идеалистического взгляда неогумбольдтианцев на язык как на духовную силу, организующую в процессе познания хаос объективной реальности в целостную систему, взгляда, ведущего к противопоставлению, а затем и к разрыву объективного мира и его идеального изображения, лежит игнорирование диалектики отдельного и общего, обусловившее ярко выраженный номиналистический подход к вещам объективного мира. При таком подходе вещи, взятые сами по себе, признаются сугубо индивидуальными образованиями, не содержащими в себе ничего, что объединяло бы их с другими вещами. Вот почему объективный мир представляет собой лишь механическую совокупность разрозненных предметов. Приложение одних и тех же языковых единиц и форм к различным предметам и явлениям объединяет их в классы, при этом начинает мыслиться их общность, порождаемая самим процессом объединения – тем, что к ним прилагаются единицы, воспроизводящие общие идеи широких классов вещей. Номинализм приобретает, таким образом, весьма определенную концептуалистическую направленность. Возникновение общности, однопорядковости позволяет предметам и явлениям вступать в определенные (пространственные, временные, причинно-следственные) связи и отношения с другими предметами и явлениями, соединяться в более крупные образования, благодаря чему создаются связи частей и целых. Все это осуществляется опять-таки с помощью языковых средств, которые выражают соответствующие связи и отношения.

Г. Хольц пытается в известной мере подкрепить метафизический разрыв отдельного и общего, изображение общего только как идеального факта, чуждого хаотической объективности, ссылкой на диалектический материализм – на известные высказывания В.И. Ленина:

«Всякое слово (речь) уже обобщает»[45].

«В языке есть только общее»[46].

«Название есть нечто всеобщее, принадлежит мышлению, делает многообразное простым»[47].

Диалектический материализм действительно признает обобщающий характер единиц языка, однако он решительно отвергает номиналистическую концепцию, отрицающую существование общего в объективной действительности, и рассматривает общее в языке как отражение общего в предметах и явлениях самого объективного мира.

Некоторых представителей неогумбольдтианства не может удовлетворить примитивное номиналистическое объяснение преобразующей функции языка, изображающее эту функцию как свойство объединять ничем не связанные, изолированные факты действительности. Поэтому они развивают более тонкую и более сложную интерпретацию роли языка в процессе познания.

Так, Г. Хольц, до некоторой степени противореча самому себе, говорит о выделении, раскрытии с помощью языка определенных аспектов в самих вещах, которые обусловливают те или иные точки зрения на вещи[48]. В разделе о логическом высказывании Г. Хольц пишет о реальном подчинении общего, отраженного в предикате, отдельному, отраженному в субъекте (эта подчиненность состоит в том, что общее получает реальность только через отдельное). Таким образом, Г. Хольц подходит к признанию существования общего в самих конкретных вещах. Остается сделать один шаг до утверждения, что обобщение, объединение предметов в классы осуществляется на основе реально существующих в них общих признаков. Однако Г. Хольц не делает этого шага, так как не может преодолеть метафизической односторонности в истолковании связи отдельного и общего в конкретных вещах. Вместо того чтобы признать двустороннюю зависимость (взаимоподчиненность) общего и отдельного, он видит только реальную подчиненность общего отдельному, а подчиненность отдельного общему считает чисто логической, поэтому и объединение многих отдельных в классы на основе существующих у них общих признаков рассматривает лишь как логико-языковой процесс, не находящий соответствия в объективном мире[49]. Метафизическое отступление от диалектики отдельного и общего носит, таким образом, более тонкий характер (оно выступает не как разрыв отдельного и общего, а как разрыв двух взаимосвязанных и противоположно направленных отношений между отдельным и общим), но метафизика по-прежнему остается метафизикой. Она не позволяет Г. Хольцу преодолеть номинализм, а значит, и субъективный идеализм в учении о роли языка в познании.

В действительности же отдельное подчинено общему тоже реально, только в ином плане. Общее подчинено отдельному в смысле его совместного существования с отдельным, его бытия в отдельном (так сказать, синтагматически), а отдельное подчинено общему в смысле реального отождествления многих отдельных через общее, объединения отдельных в классы и взаимного соотнесения через общее (так сказать, парадигматически).

Общий итог всего сказанного выше можно представить в виде следующего заключения: философия неогумбольдтианства есть субъективно-идеалистическая философия позитивизма, и основывается она на метафизическом преувеличении активности языка и, следовательно, активности абстрактного мышления в процессе познания.

Разумеется, полное отрицание активной роли языка и мышления в познавательной деятельности людей нельзя признать научным решением рассматриваемой проблемы. Оно привело бы к вульгарно-материалистическому (механистическому) пониманию познания как зеркально-мертвого отображения (копирования) действительности сознанием человека, между тем как познавательный процесс является творческим по своему существу. Он связан с активным преобразованием исходных объективных данных, состоящим в аналитико-абстрагирующей и синтетико-обобщающей деятельности человеческого сознания.

«…в самом простом обобщении, в элементарнейшей общей идее („стол“ вообще) есть известный кусочек фантазии»[50],

– говорит В.И. Ленин. Раскрывая существо абстрагирующего характера мыслительной деятельности, Л. Фейербах пишет:

«Абстрагировать – значит полагать сущность природы вне природы, значит сущность человека полагать вне человека»[51].

В самом деле, общий признак множества вещей, образующий их сущность большей или меньшей глубины, сам по себе, отдельно от конкретных вещей в природе не существует, в то время как в языке и мышлении, благодаря особой форме отражения, он приобретает самостоятельное существование подобно материальным предметам («смелость», «гуманизм», «протяженность», «масса» и т.д.). Это оказывается возможным потому, что в самих вещах одни признаки противопоставлены другим и вещам в целом, несмотря на их связь и единство. В объективном мире каждый предмет имеет множество определений, благодаря которым он одновременно входит в большое количество различных классов. Но, говоря и мысля, например, что этот человек смел, мы отражаем только одно определение и, следовательно, включение человека только в класс смелых, отвлекаясь от всех остальных определений (умен, молод и т.д.) и от его вхождения во все остальные классы. Это возможно благодаря объективной противоположности самих определений.

Активная переработка объективной информации сознанием состоит не в мысленном порождении тех признаков, которых нет у вещей, не в приписывании вещам несвойственных им определений, не в произвольном отнесении предметов к каким угодно классам (как считают те, кто неоправданно преувеличивает активность языка и абстрактного мышления в процессе познания), а в отвлечении от вещей реально существующих у них признаков, в отчленении одних реальных определений от других, в отграничении объективного вхождения предметов в одни классы от их объективной включенности в другие классы.

4

Свои общетеоретические и философские выводы неогумбольдтианцы делают на основе реальных языковых