— Не гюрза?.. — протянул я. Наташа опять укоризненно покачала головой и написала:

«Нет. Мне хотели помешать восстановить связь».

Обмен «нотами» продолжался.

«Где вторая точка?» — спрашивал я.

«В центральном микрорайоне. Точно пока не знаю».

«Там и змея?»

«Нет».

Тут я случайно взглянул на ее первую фразу.

«Почему не верить Р.?»

Она в ответ писала долго, останавливаясь, прикусив губы и усиленно нажимая пером.

«Я ничего не утверждаю…»

— Почему не верить? — закричал я, не не прочитав дальше. Слишком поразила меня Наташина мысль.

Мы оба оглянулись на бабушку, но она была уже занята тем, что молилась, отвернувшись к стене.

— Он непомерный честолюбец! — тоже крикнула Наташа. — Ты сам должен об этом знать, слышал его разговоры, — после паузы продолжала она вполголоса. — А однажды он трогательно признался мне: «Это открытие с Гэхой могло быть моим, я мог до него дойти, но я уступил дорогу своему другу». Так выразительно описывал эту дружбу с Кирусом, чуть ли не с детского сада. Представляю себе, теперь друга нет, руки развязаны, об открытии мало кто знает. Зачем он будет с кем-то делиться? Хотя бы с нами… с лабораторией Кируса.

— Но, боже мой, неужели ты…

Наташа зажала мне рот:

— Я же сказала, что ничего не утверждаю наверняка.

— Но ты на что-то намекаешь. Неужели мы с тобой не знаем его? — горячился я. — Сколько раз вместе жизнью рисковали.

— Ага, «корни обнажаются в бурю»? — сузила она глаза — А тоже не всегда. Логика простая, — отчеканила она, — в бурю ты герой, потому что спасаешь других и тем самым себя самого. А кончается буря, тут табачок врозь… Что уж точно — знает он обо всем больше, чем говорит. Кто, по его мнению, хозяйничает в этой второй точке?

— Понятия он не имел о второй точке, — сказал я, отвернувшись.

— Погоди. Ты почувствуй. Значит, Кирус даже не упомянул своему первому другу о своем первом помощнике. Засекречены, что ли, его эксперименты? Ведь нет?

— О том помощнике вообще никто не знает.

— Или кто-то делает вид, что не знает. А куда девался дневник Кируса? Об этом тоже никто не знает?.. Слушай, ты не расстраивайся, дай бог, чтобы я оказалась не права. — Веселой злостью блеснули ее глаза.

…Я не заметил, как прошел весь город. Дома уже остались в стороне, с этого края они выглядели не голубыми, а бледно-песчаного цвета. К моим ногам медленно текли струйки песка. Здесь начиналась пустыня, на краю которой стоял город Новый.

То, что говорила Наташа о характере Рустама, было правдой. Но я знал и другое в его характере. Главная жилка в нем — спортивная. Рустам — весь желание борьбы, честной, открытой. Он не признает ударов из-за угла. Он «любит» кобру за то, что она, раздувая капюшон, предупреждает о нападении, и органически терпеть не может гюрзу, которая жалит (именно жалит, а не кусает) притаившись.

Но кем же, в самом деле, был этот таинственный помощник из второй точки, от которого досталось Наташе? Кирус действительно не мог хотя бы не намекнуть о нем Рустаму, раз уж мне, человеку незнакомому, столько порассказал при первом же разговоре.

Я заметил, что, когда сильно что-нибудь переживаю, память у меня обостряется. Когда, потрясенный тем, что случилось с Наташей, я говорил с Рустамом, мне вдруг вспомнилась невзначай оброненная Кирусом фраза о «второй точке». А сейчас неожиданно вырвалась в памяти другая, по первому впечатлению тоже незначительная, но я моментально понял, сколько важного для нас она таит на самом деле…

Даже голова закружилась. Я с трудом заставил себя успокоиться и неторопливо зашагал обратно в город. Чтобы окончательно прийти в себя, решил сначала перекусить. Хорошо знакомое мне кафе «Узбекистан» искал чуть ли не час.

9. РАЗРЯДКА

На следующий вечер я возвращался к Рустаму, не представляя себе, что ему сказать, с чего хотя бы начать разговор…

Открыл дверь ключом, который Рустам любезно предоставил в мое распоряжение. Хозяина не было. Эмма, его жена, пила чай в кухне. Она коротко кивнула мне. Я присел на табуретку. Мысли толпились совсем не подходящие к случаю. Почему-то думал, например: «Какого мнения Наташа о внешности Эммы и та — о внешности Наташи?» Вспомнилась подчеркнутая, демонстративная, навязчивая Наташина аккуратность тогда, в экспедиции…

Когда Эмма встала из-за стола, я заговорил:

— А где же все-таки Гэха? И дневник Кируса?

— Что? — прежде, чем она переспросила, прошло с полминуты.

— Я говорю, где ваша с Кирусом «влюбленная гюрза?» И где его записи?

Она медленно подошла ко мне… Я сидел, преодолевая желание вскочить. Она приложила ладонь к моему лбу:

— Извините, я хотела спросить, как вы себя чувствуете. Эта ваша возня со змеями, пропасть бы им… Моего Рустама сейчас тоже не узнать. — Говорила она немного лениво.

— Не поможет, Эмма, — попытался улыбнуться я. — Мне все стало известно. Мы разговаривали с Кирусом за пять минут до его смерти, и он ненароком обмолвился о жене моего друга, к которой хорошо относилась его «влюбленная гюрза». Из моих друзей он знал только Рустама, значит, жена — это вы. Настораживающее начало? Потом мы с Рустамом искали вторую точку, из которой змее посылались мысленные приказы — не зря вы заворочались в постели, когда мы заговорили о второй точке — одно из самых вероятных мест, где она могла быть по расчетам, это ваша клиника. Я и решил все проверить. Я ведь журналист, зашел вчера к вашему шефу, сказал, что по поручению местной газеты, и задал самый трафаретный вопрос: что нового они освоили в этом году? Он прежде всего назвал установку для направленных биотоков, которую вы оборудовали вместе с Кирусом по специальному договору с Институтом экспериментальной биологии. Шеф-то ваш думал ее использовать для своей лаборатории, ведь Кирус проводил, так сказать, факультативные эксперименты, о них мало кто знал… Ваш шеф понятия не имеет, что сейчас делается в том институте и чем занимаетесь вы в нерабочее время, имея свободный допуск в лабораторию. Ах, диссертацию готовите? Еще одна загадка: почему Кирус скрывал от Рустама, что вы работаете вместе? Об этом вы расскажете Рустаму, а мне поведайте, пожалуйста, где сейчас змея и где дневник Кируса? И как все произошло с Наташей. Ведь вы и об этом, конечно, все знаете.

Ее взгляд понемногу становился насмешливым. Она встала, взяла чайник и налила стакан.

— Не желаете за компанию? — спросила меня. — Чего вы этим добились, журналист-исследователь? И откуда ваша самоуверенность? Я должна вам все рассказать, иначе вы все расскажете Рустаму… которого я ненавижу, да? —