2

Вот и Кипр! Английский корабль вошел в королевский порт Лимассол. Впрочем, словосочетание "королевский порт" само по себе было гораздо красивее, нежели действительность. Годы войн, внутренних и внешних, привели Лимассол в упадок. Был просто порт как порт — с рыбной вонью, сутолокой полуголых невольников и грузчиков, нагружавших и разгружавших суда, хриплой бранью капитанов и гамом купцов. На берегу виднелись ряды складов, а в западной части — готический замок, выстроенный Ги де Лузиньяном над останками византийской крепости, в часовне которой король Ричард обвенчался с Беренгарией Наваррской. В 1308 году твердыня перешла к рыцарям-иоаннитам, и они впоследствии доблестно, хоть и не всегда удачно, обороняли ее от генуэзцев и мамлюков. Осады и землетрясения не однажды рушили лимассолский замок, но иоанниты, словно трудолюбивые муравьи, быстро восстанавливали его в прежнем грозном величии, ибо прекрасно знали одну простую истину — как ты замок (или крепость) укрепишь, так он тебе и послужит.

Приметой нового времени в порту явились патрули венецианских воинов — ненасытный лев святого Марка упрямо стремился к поглощению лузиньянского наследства, и такие умелые и хваткие администраторы, как иоанниты, были венецианцам там ни к чему. Именно поэтому (но и не только поэтому) Лимассол был наводнен вооруженными людьми венецианцев. То и дело в ход шли либо бойкие перья сутяг, либо, хотя и намного реже, мечи военных.

Истомленные солнцем и рутиной, далматские арбалетчики на венецианской службе лениво слонялись по порту. Они выделялись из толпы светло-коричневыми куртками "бургундского стиля" из горизонтальных полос кожи поверх кольчуг. Шлемы с небольшим гребнем и белым пером оставляли явно скучающие лица открытыми. Остальная экипировка этих арбалетчиков состояла из наручей и поножей. На ременных поясах висели мечи, а также колчаны с арбалетными стрелами — "болтами" — и снятый с арбалета натяжной механизм.

Пикинеры были защищены еще более солидно — как не всякий английский рыцарь мог себе позволить. Закованные в доспехи с головы до ног, с длинными мечами при поясах, они стояли, словно изваяния, и смотрели на окружавшую их суету сквозь узкие прорези островерхих шлемов, известных под прозванием коринфских, крепко сжимая трехлезвийные итальянские пики-рончо.

Более счастливые воины, отбывшие тягостный караул постов, но не покинувшие сослуживцев, довольно попивали вино из фляг, сгрузив в кучу шлемы и снятые нагрудники и кирасы.

Шумной толпой куда-то направились пушкари, не обремененные латами, лишь вредившими им в деле, но но-сившие те же куртки, что и далматские стрелки, но желтого цвета.

Изредка черной тенью по пристани проскальзывал иоаннит, облаченный в "гражданский вариант" орденского облачения — лазоревые (реже иных цветов) одежды, и поверх них — черный плащ с нашитым на левой стороне белым равносторонним крестом, раздвоенным на концах.

Ещё более пестра и колоритна была толпа разных купцов, особенно восточных, которых встречалось здесь так же много, как и торговцев-христиан. Как говорится, войны войнами, а торговля торговлей. В те времена первое абсолютно не исключало второе.

Яркие, расшитые золотом халаты, неимоверных размеров чалмы, кривые кинжалы за роскошными поясами — кто в силах вкратце описать все это варварское великолепие? Среди них — бесцветные европейцы в простых куртках и штанах.

Женское население гавани не радовало ни количеством, ни разнообразием. Лишь пара-тройка дам, да и то с изрядным и вооруженным до зубов сопровождением, ради досуга прохаживались взад-вперед, глядя на корабли и чужеземцев.

Конечно, представительницы древнейшей профессии, обслуживающие путешественников, здесь тоже были. Пусть не на виду, но найти их было нетрудно — было бы желание и деньги.

Англичане стойко вытерпели все нудные таможенные формальности, включая обыск, заполнение опросных листов, клятву о непосещении чумных мест, уплату портовых пошлин и тому подобное, после чего команда по большей части разбрелась гулять, а рыцарь, два монаха и четверо из шестерых аркебузиров направились в лимассольский замок. Во-первых, просто разузнать, что и как, а во-вторых, осведомиться, не находится ль там часом командор Николас.

К удручению брата-казначея, возглавившего весь поход, оказалось, что хоть брат Николас жив-здоров и по-прежнему исполняет свои обязанности колосского командора, но пребывает в своей резиденции, в Колосси, куда достопочтенным путешественникам и следует направиться для разрешения всех имеющихся у них вопросов. Командорство Колосси было (да и есть) не шибко далеко от Лимассола, однако направляться туда пешком — долго и неразумно. Иоанниты посоветовали нанять ослов.

Брат Сильвестр недовольно сморщился — новые расходы! Они ж для истинного казначея, досадующего об утрате хлебной крошки, словно нож острый!

О, кабы музой автора была не суровая "историчка" Клио, а пребывающая вне числа девяти вдохновляющих дочерей Зевсовых желчная, змееязыкая муза сатиры, он поведал бы людям историю страшную и ужасную под названием "Пигмалион навыворот". О том, как скупердяй-казначей сделал из своей подруги, красивой молодой сочной бабы, глыбу мрамора непробиваемого… Но поскольку это не очень интересно, то пусть история остается нерассказанной. Мы же поведаем читателю о добывании ослов братом Сильвестром, что небезынтересно.

Крестоносцы отрядили с англичанами орденского слугу, который и привел их к ословладельцу. Разумеется, казначей счел запрошенную цену чрезмерной, и начался рьяный торг "на пальцах", ибо монах греческого языка не знал, а грек, хозяин ослов, пытался изъясняться на такой варварской смеси латыни и французского, что уже брат Сильвестр, в свою очередь, не мог его понять. Орденский слуга пытался было стать посредником-толмачом, но оба скупердяя вошли уже в такой раж, что только руками на него замахали и продолжили торг, а слуга почел за благо самоустраниться.

Попытка Лео что-то изменить потерпела неудачу — греческий язык, основам которого его обучил дядя, оказался как-то неведом киприянину. Озадаченный рыцарь тоже оставил свои попытки, а грек и монах по-прежнему отчаянно жестикулировали, хватались за головы, демонстративно поворачивались спиной: дескать, говорить более не о чем.

Сильвестр умудрился показать, что пойдет к другому ословладельцу, на что грек сумел показать, что там он, в силу договоренности, дешевле ослов просто не получит, ну и так далее. Наконец сговорились.

Все сели на ослов и отправились в путь, включая орденского слугу (должного теперь проводить гостей к командору Николасу Заплане) и ословладельца с парой подручных.

Коричневые ослики, каждый из которых имел белое пятно на морде, споро трусили по дороге из Лимассола в Колосси. Порой кто-то из животных упрямился, и тогда по распоряжению хозяина тот или иной из его подручных мастерил своеобразную удочку с морковкой и передавал седоку четвероногого упрямца. Человек вывешивал лакомство перед мордой осла, и животное торопилось вперед в несбыточной надежде догнать казавшуюся столь близкой морковь…