держитесь итальянского берега из-за магрибских пиратов. Потом нужно пройти ниже, лучше — Критом, ведь там венецианцы. Потом — орденские воды. Близко к турецкому берегу только старайся не идти, кроме разве что нужды. Плыть низом Кипра безопаснее: мамлюки, как известно, вроде поуспокоились… ну, на месте будет видно. Э-эх, а ведь в молодые годы мне довелось пару раз быть на Кипре, в Фамагусте. Она тогда еще не была отнята у генуэзцев королем Иаковом. Тогда я мог еще своими копытами станцевать жигу на столе кабака! — Аббат с горечью посмотрел на свои закутанные в какие-то меховые опорки (для тепла) узловатые ступни. — Роскошный город, и город роскоши. Не один век туда свозилось все добро из Сирии и Палестины. А когда из-за мамлюков христиане вынужденно покинули и Сирию, и Палестину, то христианская знать и купцы — особенно из Акры — перебрались в Фамагусту. Специи, благовония, ткани — можешь только догадываться, сколько там крутилось денег. Говорили, что при желании местные могли вымостить город золотом. Молва, конечно, приукрашивала, но был слух, что там выстроили 365 церквей, по одной на каждый праздник в году. Чушь, конечно, но и то, что там выстроено, достойно восхищения. Один собор Святого Николая чего стоит… У всех свои храмы — у католиков, греков, армян… Правда, храмы занимали меня тогда гораздо меньше. Ты не представляешь, что значит восточная женщина, от которой тебя обволакивает сразу пьянящий дурман, и не знаешь, откуда он идет — от ее ли благовоний, то ли от черных, словно угли, миндалевидных глаз, то ли от нее всей… О, они слетались в Фамагусту, как мотыльки на свечу, и сжигали восторженных юнцов и одеревеневших старцев, и сгорали сами…

— Что? Лучше мельничихи Агнешки?

— Еще бы! Как кипрская кумандария в сравнении с сидром, — в волнении проговорился Арчибальд.

Лео с удивлением посмотрел на дядю:

— Я подозревал, что ты к ней ходишь.

— Ну, ты подозревал и не более того, а я доподлинно знаю, что к ней ты сам шастаешь. Я тебя понимаю: баба вдовая, но ядреная и молодая. Если тебя интересует, ее младший — это твой двоюродный брат.

— А! — понял Лео. — Вот что значат твои слова о том, что кто-то еще остался, но не имеет законных прав!

— Ну да. Наш род вырождается в крестьян. Словно недостаточно того, что благодаря восстанию Симона де Moнфора, которого недальновидно поддержал наш предок, мы профукали баронскую корону, доставшуюся нам от Сирена Гуго, который, как ты должен помнить, участвовал во взятии Иерусалима в 1099 году и вообще оказал неоценимые — а вернее, неоцененные! — услуги королю Генриху Первому Лучезарному, сыну Завоевателя. А предок Гуго был сподвижником Рольфа, первого графа Нормандии, впоследствии неверно титулованного герцогом. Свои корни надо знать, чтить и помнить!

Аббат замолк, довольный, как он виртуозно перевел тему с сельского адюльтера на такую возвышенную тему, как генеалогия. Лео, задетый неверностью Агнешки, желчно заметил:

— Да, а теперь потомок сподвижников Рольфа Ходока и Генриха Лучезарного будет, словно осел, всю жизнь молоть муку, ничего не видеть дальше собственного носа и считать, что Иона проглотил кита.

— Наоборот — кит Иону, — спокойнейше подправил Арчибальд. — Ты на меня не серчай, я знал ее уже раньше тебя. А насчет этого ребенка я сказал недаром — может случиться, что ему понадобится твоя помощь. Не оставь его, кровь нашу, Торнвиллей, помни. Обещай!

— Обещаю.

— Вот и ладно. Итак, если ты согласен, тебя ждет новая жизнь, блестящие впечатления. Но только будь дружен со своей головой, чтоб она не доставила тебе неприятностей. Если с тобой что случится — мне будет горько. А держать тебя на привязи я тоже не могу, коль скоро тебя не соблазнило целое аббатство.

— Когда отправляться?

— Думаю, все будет готово через несколько дней. Потом отправитесь к морю с людьми и казной, корабль уже наготове. Если б ты отказался, поездка все равно бы состоялась.

Арчибальд умолк, подняв глаза к небу. Сидел долго, размышляя или вспоминая. Юноша поинтересовался, чем дядя занял свою голову.

— Вспоминаю Фамагусту, — улыбнулся аббат.

— Слушай, дядя Арчи… А брось сам все на какое-то время, да и поплывем вместе! Развеешься, вспомнишь молодость!

Святой отец усмехнулся, немного подумал, потом его взгляд случайно упал на изувеченные ноги, и тяжкий стон вырвался из его груди:

— Нет, дружок. Нечего вспоминать молодость, если она сама забыла тебя. Я постарел для золотой Фамагусты. Она лишь посмеется над колченогим стариком и продолжит далее свой легкомысленный бег во времени. Она для тебя — легконогая дева, украшенная рубинами и жемчугами, едва прикрытая виссоном, с золотой чашей сладкого красного вина. А старому кабану — от силы простая, провонявшая дешевым пивом мельничиха под стать, пока не пришла другая любовница, не терпящая соперниц.

— Это какая?

— А ты будто не понял — тогда вот тебе загадка: сама белая, одета в черное, носит песочные часы и острую косу, а носа нет.

— Брось, дядя!

— Чтоб бросить, надо не думать, а чтоб не думать, надо выпить. Простой логический закон. Пойдем со мной, угощу нектаром и амброзией.

Собеседники вернулись в аббатство, прошествовали под чередой стрельчатых готических арок галереи внутреннего дворика к монументальной трапезной, но пошли не внутрь нее, а к западному фасаду, где находился вход в прохладное подземелье.

Помудровав со связкой ключей и найдя там нужный, Арчибальд отворил тяжелый замок. Торнвилли спустились на один уровень и оказались в череде подвалов, переходящих один в другой и соединенных меж собою простыми проходами без дверей. Маленькие оконца наверху, в стенах, пропускали достаточно света, чтобы можно было увидеть, как низкие дугообразные паруса сводов опираются на небольшие колонны.

Шаги гулко отдавались в помещениях, забитых всякой снедью и питьем. Одно из маленьких боковых помещеньиц, "отпочковавшихся" от большого подвала, было также заперто. Святой отец отворил новую дверь.

Подвальчик оказался крохотный и хранил в себе бутыли и бочонки явно не для общебратского употребления. Уверенно — ибо отлично памятовал, где оно находится, — Арчибальд извлек пузатенькую бутылку с длинным, расширяющимся посередине горлышком, ловко откупорил и протянул Лео со словами:

— Вот, пробуй. Это и есть настоящая кумандария. Чтоб знал, что покупаешь. Я иоаннитов уважаю, но, сам понимаешь, если человек сидит на хозяйстве, он рано или поздно приучается к определенному жульству, так что… Чтоб не продали, чего не надо. Бывали случаи с подкрашенным сахаром и еще каким-то там дерьмецом с осадком…

Сладкое, тягучее, с насыщенным ароматом дуба вкупе с иными, неведомыми оттенками вкуса, оно показалось юноше действительно волшебным нектаром фей.

Аббат усмехнулся: