повалилось, — глянцевые журналы, облитые чем-то темным, клочья старых плюшевых игрушек, от которых нестерпимо разило селедкой, обломки кирпича, и… так и есть — хвост, голова и хребет давно протухшей рыбы. Ничего из вышеперечисленного ее домочадцам принадлежать не могло: игрушек в квартире давным-давно не было, а рыбу не только вчера, но с момента их с Валерой переезда никто не покупал.

«Какая мерзость! Подкинуть соседям гадкий мусор!» — Самоварову трясло от возмущения. Она начала перебирать в уме соседей. В их роскошной, по сравнению с Валериной, пятиэтажке квартиры располагались по две на этаже. Итого десять квартир, жильцов которых она знала на протяжении многих лет. Мысленно перебрав всех соседей по подъезду, тут же поняла, что имеет смысл обратить внимание на жильцов семи квартир: ее квартира была на втором, и она не могла себе представить, чтобы ленивый сосед с первого этажа, желая подбросить мусор под чужую дверь, поднялся этажом выше, это было бы нелогично.

К тому же на первом жила «душа и совесть подъезда» Маргарита Ивановна — теперь уже совсем пожилая женщина, мимо которой когда-то и комар без спросу не пролетал. Начав работать в органах, Варя насмешливо-ласково прозвала ее про себя «домушницей».

Оставались только квартира напротив (интеллигентная семья пожилых инженеров) и шесть наверху. Одна, на пятом, давно сдавалась. По слухам, одна из квартир на третьем с недавнего времени — тоже.

Жильцы остальных были хорошо знакомы, и никого из этих приличных с виду людей, включая тех, кто жил на первом, заподозрить в этой мелкой гадости она не могла.

Настроение было испорчено.

Вроде бы пустяк — ну не дошел кто-то до уличной помойки, предпочел решить свою проблему таким вот способом…

«Как мы все-таки зависим от мелочей, и со знаком плюс, и со знаком минус!» — вздохнула Самоварова.

Надо было срочно поднять настроение, и потому, прежде чем навестить квартиру доктора, она решила зайти в любимую кондитерскую, чтобы заказать на вечер воздушный торт-суфле, который любила Анька.

Семейная пара молдаван, работавших в квартире доктора, оказалась шумной и хитрой.

— Ой! — с порога вздохнула жена. — Три дня на помойку бегали как приговоренные! Большой расход по мусорным мешкам… И знаете что? Нам пришлось приплатить таджику, который убирает двор, чтобы помог, сами бы не справились, — скороговоркой поясняла Самоваровой кобылистая розовощекая полная женщина в пыльной хлопковой косынке.

Варвара Сергеевна нахмурилась:

— И во что же вылился этот дополнительный расход?

— Игорь! — зычно крикнула молдаванка.

На ее зов из ближней комнаты вышел плотненький, средних лет мужчина, по-хозяйски державший в зубах дымящуюся сигарету.

— Дай-ка наш блокнот… Вот, — сощурилась над цифрами жена. — Мы же каждую копейку записываем! Мешков ушло больше на целых пять упаковок. Мешки дорогие, плотные, для выноса строительного мусора, по 150 рублей упаковка. А таджику мы тысячу в день давали из тех денег, что вы нам оставили. Всего три тысячи.

Разговор о мешках и мусоре возник как нельзя некстати.

— Он что, три дня мешки выносил? — разозлилась Самоварова.

— Не он, а мы вместе с ним! Он-то крепкий, молодой, а у Игореши спина больная… Если бы выносили сами, еще бы день простоя случился… Вы сами просили не тянуть, сделать побыстрее! — бойко оправдывалась молдаванка.

— Впредь, если получается дополнительный расход, прошу ставить меня в известность заранее, — отчитала маляршу Самоварова.

— Мила моя! — ничуть не смутившись, развела руками женщина. — Ремонт — дело такое, ничего до рубля не высчитаешь, уж поверьте! Квартира — живой организм. Она как человек, понимаете? Каждый божий день в ее кровушке происходят какие-то изменения.

— А погоревшая, с обугленным хламом, — как тяжелобольной, — вставил свои пять копеек Игоряша и демонстративно схватился за поясницу. — Разве можно уперед подсчитать, сколько раз придется сбегать на помойку?

— Надеюсь, вы меня поняли!

Чтобы обрубить дальнейшие возможные разговоры о подвиге рабочего с больной спиной, Самоварова, больше для видимости, деловито прошла на кухню — смотреть там было еще не на что. Грязные стены, черная дыра на полу на месте выброшенных стола и табуреток, и маленький, выглядевший особенно жалким, уцелевший островок плиточного пола у кухонной стенки.

— Плитку-то почему не отодрали?

— Так успеется! Делов-то на полчаса, — зашумел за ее спиной Игоряша.

— А потом расскажете, как тяжело было ее на помойку выносить и что опять таджика пришлось нанимать! — махнула рукой Самоварова и поспешила убраться из квартиры.

Вид осиротевшего, больного жилища расстроил ее окончательно.

3

Неприлично чистый белый «мерин» парковался возле малоприметного грузинского ресторанчика.

Переулок находился в центре города, и все парковочные места были ожидаемо заняты.

Водитель «мерина», прижавшись вторым рядом к стоявшим на парковке машинам, включил аварийку.

Приоткрылась задняя дверца. Из машины, придерживая полы тончайшей вязаной норковой шубки, вышла броская, коротко стриженная шатенка средних лет.

Несмотря на лужи, встречавшиеся на ее коротком пути, она легко передвигалась на высоченных каблуках, будто ступала в мягких тапочках по расстеленному для нее ковру.

Как только женщина вошла, выбеленная молодая грузинка с кукольными наращенными ресницами и острыми зелеными ногтями тут же прервала разговор по мобильному.

— Все уже здесь, — заискивающе сказала она. — Второй кабинет направо.

Пожилой усатый гардеробщик уже стоял за спиной шатенки, ловким движением помогая снять шубку.

Она щелкнула замком маленькой, на золотистом витом ремне сумочки и достала две купюры — пятисотрублевую и тысячную.

Пятисотку, не оборачиваясь, женщина сунула в мясистый кулак гардеробщика, а тысячу, проходя мимо хостес, игриво запихнула в вульгарный вырез ее декольте.

— Хорошего вечера! — залебезила вслед деваха.

Шатенка приоткрыла деревянную дверь в кабинет с налепленной на нее зеленой керамической лозой.

Ожидавших за накрытым столом было пятеро: две женщины, трое мужчин.

До появления шатенки они явно вели между собой оживленную беседу. Но как только та показалась в проеме двери, разом смолкли и выжидающе уставились на вновь прибывшую. Шатенка втянула в себя воздух — в кабинете пахло незамысловатым развратом, застарелым, за годы въевшимся в деревянную мебель запахом табака, коньяка — и «терками» давно уехавших из страны или усопших «братков».

— Всем добрый вечер! — Она на ходу поправила на себе обтягивающее шерстяное черное платье и прошла к своему месту во главе стола. — Замоталась сегодня, жрать хочу! Петь, плесни-ка мне чего-нибудь, — обратилась она к крупному широкоплечему мужчине, который занимал ближайшее к ней место по правую руку.

— Коньячок французский подойдет? — оскалился Петя.

— Лучше водочки. — Шатенка окинула взглядом стол, щедро уставленный закусками грузинской кухни: пхали, тарелками с зеленью, сациви и фаршированными сыром и орехами баклажанами. — Под такую закуску лучше рюмочку водочки, — утвердительно кивнула она.

— Ща закажем! — Петя с трудом приподнял со стула грузное тело и нажал на кнопку вызова официанта.

— И мне заодно эспрессо возьми, — оживилась грудастая женщина, сидевшая рядом с ним.

Когда моментально появившийся на вызов тощий официант,