Шрифт:
Закладка:
Обратно Навроцкий довез нас до большого, дореволюционной еще постройки здания фельдкоммендатуры в центре города, а сам поехал в полицию. Здание было похоже на огромный и совершенно съедобный пряничный дворец с многочисленными, будто сделанными из сахарной белой глазури завитками по всему своему фасаду и пузатенькими, словно бы из румяных сушек, балкончиками по одному над входом и на каждом из двух крыльев.
Старик пошел на прием к Бременкампу, а Туровский завел меня в небольшое кафе на углу дома с противоположной стороны улицы.Открытое каким-то эмигрантом-поляком на месте советского обувного, оно было идеальной наблюдательной позицией: от столика возле окна были прекрасно видны и парадный вход, и оба выхода с внутренней территории комендатуры на две расходящиеся в разные стороны улицы. По словам Туровского, вечерами в кафе собирались прогуливающие паек офицеры и солдаты из богатых, но при нас там был только медленно и сосредоточенно моющий стойку хозяин. Мы на свои хлебные талоны заказали по сахариновому пирожному с эрзац-кофе и уселись за столик ждать старика.
– Клюкнуть бы, – мечтательно сказал Туровский, когда слизал последние остатки крема с пальцев.
Когда я на это только сочувственно кивнул, он порассматривал какое-то время мое пальто и решил заходить с привычной для всех работников городского аппарата стороны:
– По сырости так даже холоднее, чем просто в морозы, не находите? Вроде сижу в фуфайке под пальто, а все равно продрог.
Я опять только покивал.
– А вы в бридж, может, играете?
– Конечно, обожаю бридж.
Я играл в бридж два раза в жизни, причем во второй оказалось, что я не до конца понимаю правила, но дальше молчать было бы просто неприлично. Туровский оживился.
– У нас с Брандтом было что-то вроде клуба для русских служащих: по четвергам собирались у меня, по субботам – у него. Карты, немножко вина. Андрей Филипыч вот на гитаре иногда выступает, если есть дамы. Ну мы решили, что хоть и траур, а все-таки чего зря по домам сидеть скучать. Если хотите, приходите сегодня поиграть.
– Обязательно приду, спасибо.
– Только у меня к вам тогда просьба: сходите со мной сегодня в дом Брандта за ломберным столиком. Мы с Георгием Львовичем уже договорились, ему он без надобности, а у меня только кухонный есть.
Приближался обед. В кафе пришла троица каких-то пижонов в серозеленых куртках с серебряными жгутовыми погонами. Они сели за единственный свободный столик возле нас. Под окном остановилась пара перегородивших нам весь вид мужских спин и, немного посовещавщись, разделилась: одна спина ушла куда-то в сторону предместья, а вторая превратилась в плотного коренастого мужчину, который зашел в кафе за сигаретами и кофе. Вскоре пришел и старик.
Разговор с Бременкампом, как и ожидалось, был исключительно обтекаемым. Он сначала был взбешен тем, что какой-то гражданский поляк задает ему вопросы насчет уголовного расследования, к которому не имеет никакого отношения, но когда старик упомянул фамилию заказчика, успокоился и согласился дать сведения, которые мы все равно едва ли смогли бы проверить.
Туровский выслушал это с таким видом, как будто ничего другого и не ожидал.
– Я могу устроить слежку за Бременкампом, у меня достаточно надежных людей под рукой. Но вы должны понимать, что задавать вопросы его подчиненным, хоть бы самые общие вопросы, я не могу. У меня нет на это никаких полномочий – русская полиция не имеет права заниматься уголовными делами. Они откажутся отвечать и немедленно донесут о нарушении субординации в гестапо. Я, если хотите знать, не рискнул бы даже обращаться к русским соседям возле дома Бременкампа – они тоже имеют все основания донести, – Туровский развел рукам. – Вас двоих, скорее всего, будет ждать высылка обратно в Смоленск, а вот меня вместе со всем русским отделением полиции могут и под суд отдать.
Старик уточнил, на какую помощь Туровского можно рассчитывать в смысле слежки, и тот пообещал организовать самую настоящую, круглосуточную.
– Дел у меня в участке не очень много, с ними я справляюсь и сам. Навроцкого и еще пару человек можно поставить по очереди дежурить возле дома Бременкампа в темное время. Они знают город лучше патрульных и смогут следить незаметно для немцев. Ну а днем уж вам самим придется.
Они тут же вполголоса набросали план слежки до утра субботы. Уже смеркалось, когда мы с Туровским пошли на квартиру Брандта за столом. Старик, нахохлившись, так и остался сидеть у окна перед пустой чашкой кофе и шляпой.
По дороге мы разговорились, и Туровский, узнав, как тяжело мне спалось, предложил ночевать у него на свободном диване. Диван звучал существенно лучше раскладушки, поэтому я согласился. Квартира Туровского размещалась на третьем этаже четырехэтажного дома в паре кварталов восточнее дома Брандта. Мы втащили по лестнице стол и поставили его ровно посередине просторной гостиной, в которой не было ничего, кроме выстроенных рядком вдоль стены стульев и одного большого кресла. Туровский присел на кресло, тяжело дыша, и минуты две-три только одно дыхание его было слышно в комнате. На звуки возни из спальни вышел толстый старый кот с обвисшими усами, посмотрел на нас и тяжелым прыжком взобрался на один из стульев. Он оттопырил заднюю лапу и принялся вылизывать шерсть между пальцев распяленной пятерни.
– А вот мой сожитель. Зовут Фискал. Сокращенно – Морда. Можно звать «Кис-кис». Жена в тридцать восьмом умерла, с тех пор мы с ним вдвоем живем.
Кот поднял на меня круглые глаза и, не отводя взгляда, продолжил свое занятие.
– Ну, до встречи. Часа через два можете уже смело приходить, – Туровский пожал мне руку, а затем, не закрывая даже за мной двери, сразу отправился на кухню, куда следом за ним, спрыгнув со стула, отправился и кот.
Затемно я вернулся в гостиничный номер, где застал старика читающим папку с какой-то документацией. Я рассказал ему о предложении Туровского перебраться до конца командировки к нему в квартиру.
– Отлично, это нам очень на руку. Если полиция как-то в наше дело замешана, у нас будет шанс об