– У меня нет сестер, – проговорила она. – А у тебя, Мареси?

Я кивнула и провела щеткой по волосам Эннике, так что искры полетели.

– Брат и две сестры. Одна сестра старше меня, а брат примерно как ты, Хео. У моей старшей сестры Нараэс всегда находилось время расчесать мне волосы. Она помогала матери работать в саду, а я приглядывала за младшими.

Я сглотнула. Мне до сих пор трудно говорить об Аннер.

– Моя младшая сестра…

Все это время Яй сидела с иголкой и нитками в руках, нашивая заплатку на свои шаровары. Когда я набрала в легкие воздуха, чтобы рассказать, то заметила, как шитье упало ей на колени, а щеки побелели, как снег на горе Белая Госпожа. В эту минуту Хео прервала меня.

– Яй, а Унаи – это кто? Каждую ночь я слышу, как ты произносишь это имя.

– Хео! – строго произнесла я, и она удивленно обратила на меня свои темные глаза.

В ту же секунду Яй издала надрывный жалобный вой. Совершенно ужасный звук. Подняв руки, она принялась бить себя по лицу, снова и снова, пока я не подскочила и не схватила ее за запястья. Но ее вопли не прекратились. Не выпуская ее, я обернулась к Эннике.

– Позови сестру Нуммель!

Эннике поспешила прочь, а остальные неофитки в страхе попятились. Хео молчала, спрятавшись между кроватями. Вскоре вбежала сестра Нуммель, и совместными усилиями мы повели Яй в кровать сестры Нуммель. Яй не сопротивлялась, но все время пыталась ударить или расцарапать себя – нам приходилось крепко держать ее за руки, чтобы не дать ей это сделать. Эннике побежала за сестрой Нар – та вскоре появилась с отваром, которым почти насильно напоила Яй. Это ее немного успокоило, и теперь она неподвижно лежала на боку в постели сестры Нуммель.

Сестры выставили нас с Эннике, и нам с трудом удалось загнать перепуганных девочек в постели. Когда в спальнях наступила тишина, мы с Эннике вышли наружу, чтобы подышать прохладным воздухом и успокоиться.

Над внутренним двором висело ночное небо, глубоко синее, усыпанное звездами. Стояла тишина, только за каменной стеной тихонько шептало море. Эннике сделал глубокий вдох.

– Она пережила кое-что похуже, чем я. Меня много раз били отец и дядя, но с ней произошло что-то куда более ужасное, чем побои.

Я попыталась представить, как это – когда тебя бьет твой собственный отец. Вспомнила своего исхудавшего отца, который отдавал нам, детям, свою порцию еды в ту голодную зиму, которая все никак не кончалась. Я подумала о том, что именно он собирал все истории, которые слышал об Аббатстве – где это находится и как туда добраться. Как он плакал, когда понял, что лучшим решением для меня было бы поехать в Аббатство. Как он все не мог отпустить мою руку, когда я уже сидела в телеге, которая должна была увезти меня от нашего дома, из нашей деревни, из нашей страны, на побережье далеко на юге.

– Она не знает, что такое безопасность, – задумчиво проговорила я и поняла, что это правда. – Мы должны научить ее.

В Аббатстве мы по большей части сами обеспечиваем себя всем необходимым. Мы собираем мидий и птичьи яйца, ягоды и фрукты, горы и море дают нам пищу. Мы держим коз ради молока, сыра и мяса.

Выращиваем овощи в одной из долин между Аббатством и Уединенным храмом. Рядом с Уединенным храмом у нас есть небольшая оливковая роща и виноградник. А из ульев сестры Мареане мы получаем мед.

Но зерно, рыбу, соль и приправы мы вынуждены покупать – и ткань для наших одежд, и благовония для наших сосудов. Чтобы все это покупать, нужно серебро. А серебра у Аббатства несметные запасы благодаря Анадаре.

Анадара – единственный моллюск, улитка, умеющая окрашивать ткани в глубокий красный цвет. При помощи некоторых растений можно добиться разных оттенков красного, но ни одно из них не дает такого глубокого, светящегося красного, как кровавая улитка. Я понимаю, что цвет красивый, но то, что за ним так гоняются во всех известных странах и дают за него такую высокую цену, – этого я никак не возьму в толк. В красный цвет кровавой улитки окрашены королевские одеяния и ткани, которые носят богатые мужчины и женщины. Только тот, у кого по-настоящему тугой кошелек, может позволить себе такую роскошь. От кровавой улитки и пошло название Красное Аббатство – хотя когда я так сказала, сестра О добавила, что есть и другие причины. Святая кровь жизни и многое такое, чего я пока не понимаю.

В детстве Матери кровавые улитки ценились еще не так дорого. Тогда их собирали на многих Валлерийских островах, и целая колония кровавых улиток водилась далеко-далеко на западе, у Длинного рога. Я слышала, как валлерийцы готовили краску: улиток собирали в большие чаны и оставляли гнить на солнце. Каждое лето на несколько месяцев на всех островах повисал ужасный запах. В конце концов всех улиток истребили. Ни одной не осталось.

Но рядом с нашим островом сохранилась большая колония. Мы всегда собирали краску иным способом.

Сбор урожая улиток происходит в высшей точке весны, после того как пробудилась Весенняя звезда. Мы проводим ритуалы благодарения в Храме Розы перед наступлением лета, сжигаем на большом костре весь зимний мусор, выброшенный на берег штормами, а потом дожидаемся погожего дня.

Кровавые улитки – область ответственности сестры Лоэни. Именно она решает, когда собирать их, она же наблюдает за процессом окраски. Вместе с сестрой Веерк она отвечает также за торговлю. Своим неодобрительным взглядом она может поднять цену до небес. Я знаю, что серебро потом не лежит без дела на дне сундука Матери. Неофитки, покидающие Аббатство и возвращающиеся в большой мир, получают с собой серебро, позволяющее сделать то, что должно. Строить лечебницы и школы, улучшать жизнь в своих родных местах.

Иногда я об этом размышляю. О серебре, которое могла бы получить с собой и вернуться домой, к отцу и матери. О том, что можно было бы сделать для них. Для всей деревни. Больше никаких голодных зим. Обувь и теплые шубы для всех. Я думаю об Аннер и о том, что есть другие такие же дети. Те, кто не пережил голода.

Но я знаю, что в этом случае мне пришлось бы покинуть Аббатство. Покинуть всех своих подруг, утренние омовения, Лунный танец, занятия. Сад Знаний,