Любопытно заметить, что по прошествии нескольких тысячелетий, очевидные для среднего ума условия победы восстания были воспроизведены в широкой печати и доставили славу первооткрывателя повторившему их. Скромные резоны здравого смысла обрели теоретически-философский ореол.

***

Ученый Корах и его образованные адепты прекрасно понимали: чтобы довести какие-либо идеи до темного народа, необходимо придать этим идеям контуры наглядных примеров. Тут им в помощь была несчастная Михаль. Взявши бедолагу с собою, Корах и Датан собрали огромное множество беглецов и стали во всеуслышание расспрашивать вдову о ее житье-бытье. Люди слушали вопросы и ответы, сочувствовали, сострадали, и сердца их полнились праведным гневом.

— Иудеи, избранники Божьи! — громогласно воскликнул Корах, — я обращаюсь к вам за справедливым судом. Все мы с вами оказались в беде и, кажется, не видно на горизонте избавления. Но так ли это?

— Нет, не так! — провозгласил Датан, опережая ответ толпы, — коли отыщем настоящих виновников бед и изгоним их из общины нашей, то поправим дела и при жизни войдем в Землю Обетованную!

— Я рассчитываю на ваш беспристрастный суд, добрые люди, — проникновенно промолвил Корах, — я наперед знаю, каждый из вас положит чистую руку на чистое сердце и скажет: “Сей прав, а сей виноват, и не по какому-то указу, но по моей совести!” Совесть же ваша всегда согласна с правдою и с совестию Господа. Чистая совесть — это непреходящий праздник!

— Это праздник, который всегда с тобой! — прибавил Датан.

— Мы стоим втроем перед вами — я, Датан и бедная вдова по имени Михаль. Ей есть что рассказать о свалившихся на нее несчастиях. Послушайте страдалицу и вершите суд, — сказал Корах.

— Начни рассказ о судьбе своей, Михаль, — попросил Датан.

— Я овдовела, — начала Михаль, — потому как Моше велел побить камнями мужа моего Шломо, и злые люди с радостью исполнили волю начальника над народом.

— За что убили Шломо? — раздались голоса из толпы.

— Недужная, я лежала пластом и страдала невыразимо. Любящий супруг мой затопил очаг, чтобы мне не погибнуть от холода. А день был субботний. Осерчал Моше на Шломо за нарушение субботы и не простил.

— Не преступил твой Шломо закон, ибо для спасения души можно затопить очаг даже в святую субботу! — раздался разумный возглас из народа.

— Говори, что дальше случилось! — подсказал Корах.

— Овдовела я, и потому неизбежно мне было встать с ложа немочи, будто стала здоровой, и пришлось самой за мужскую работу приниматься, ибо кто за меня прокормит малых детушек? Хорошо хоть, старший отрок мне в помощь.

— Поясняю: пока Михаль хворала, я содержал бедствующее семейство — посылал хворост, лепешки, сыр, — скромно заметил Корах.

— Как добр ты, Корах, как чуток — откликнулась толпа.

— Есть у тебя поле, Михаль? — спросил Датан.

— Беда с ним, с полем этим! — всхлипнула Михаль.

— С полем беда? Кто виноват? — возмутились люди.

— Да всё он, Моше!

— Рассказывай людям по порядку, — ободрил Корах.

— Только набралась я немного сил, а уж пришла пора поле пахать. Встали мы с сыном за плугом, я с одной стороны, он — с другой, и медленно-медленно потянулись вперед, на борозду глядя. Тут явился Моше, да как закричит, остановитесь, мол, не по закону пашете!

— Чего тут не по закону-то? — загудели люди.

— Завопил непрошенный гость, дескать, нельзя вместе запрягать осла и быка — не велит Господь этого! Выпрягайте одну скотину, а другую можете оставить — какую хотите!

— Моше предоставляет людям свободу выбора! — ужалил Датан начальника над народом.

— Со свободой такой мы слишком долго поле вспахивали, и потому с севом задержались, а ведь это убыль от урожая! — с горечью добавила Михаль.

— А сев-то как прошел? Гладко? — спросил Корах.

— Совсем даже не гладко, — продолжала сокрушаться Михаль, — только приготовилась я сеять, как опять свалился на голову Моше. Покажи, говорит, какие семена у тебя?

— Да какое дело ему? — раздался голос из толпы.

— Видно, есть дело законнику сему, — сказала Михаль, — “У тебя, женщина, — объявил Моше, — семена пшеницы и ячменя. Не вздумай разное на одном поле сеять! Нельзя!”

— Что же ты сделала, бедная? — участливо осведомился Датан.

— У меня всего одно поле — как тут быть? Пришлось межу делать, забор ставить, одно поле в два превращать. Земля под межу зря пропала, и время напрасно ушло. Урожай-то от этого не стал обильнее!

— Рассказывай, как зерно собирала, — поторопил Корах.

— Стали мы со старшим сыном колосья жать да снопы вязать. Хорошо еще, что малолетки помогали. А тут снова глаза мои видят указчика Моше. Командует он: “Малышей, Михаль, немедленно удали. Они забытое и нескошенное подбирают — не положено это. И у края поля злак не бери — беднякам оставь!”

— Так ты ведь и есть беднячка! — закричали хором из толпы.

— Сытый голодного не разумеет! — справедливо заметил Корах.

— Разве объяснишь что-нибудь начальнику этому! Немало от урожая потеряли, а впереди нас ждало худшее.

— Куда еще хуже? — сделал изумленное лицо Датан.

— А вот куда! — сорвалась на крик Михаль, — обмолотила я зерно на гумне, а Моше тут как тут, и еще какие-то двое с повозкой и мешками. “Стой, — кричит начальник над народом, — не торопись урожай в амбар стаскивать, ты ведь еще десятину левитам не отделила и дары им не назначила!”

— Возмутительно! — воскликнул Датан, а Корах сделал отсутствующее лицо.

— Подошли те двое с мешками, ссыпали в них почти всё зерно и погрузили на свою повозку. “Это десятина и дары!” — заявил Моше.

— Тут я в слезы, стала умолять командира и помощников его, чтоб не забирали слишком много и оставили мне, вдове, на пропитание, да куда там — и слушать не желают, делаем как положено, говорят!

— И что же дальше? — спросил Корах.

— А дальше поняла я, что поле не прокормит меня и детушек, и решила продать его!

— Слыхали, иудеи, страшный рассказ сей? — обратился Датан к толпе, — надеюсь, теперь вы поняли, от кого беды наши происходят?

— От Моше, от Моше! — зарычала толпа.

— Отпустим людей, Датан, — сказал Корах, — вижу осознали они, с кем воевать надо. А тебе спасибо, Михаль. Ты нам еще пригодишься. Да, кстати, у меня недавно коза принесла приплод, пришлю тебе серого малыша, сваришь, семейство побалуешь. Если позовешь, то и мы с женою Орпой придем к тебе на пир.

***

Корах остался весьма доволен своим первым выступлением перед народом иудейским. “Полдела сделано — продемонстрировал я людям истинное лицо Моше, — думал Корах, — теперь осуществлю-ка я вторую и не менее важную половину дела — сорву маску