Шрифт:
Закладка:
– Экон. – На нее навалился страх. – Ты же не сделал это. Скажи мне, что ты не…
Экон по-прежнему не смотрел на нее, он словно вообще ее не слышал. Он смотрел на Адию – о на металась, широко открыв глаза, – но сам не шевелился. Он не произнес ни слова.
– Прекратите!
Коффи подбежала к Адии, прежде чем воины успели ее остановить, и изо всех сил вцепилась в веревки. Слезы затуманивали ей глаза, и было невозможно разобрать, где начиналась одна веревка и заканчивалась другая. Чья-то большая рука схватила ее за предплечье и оттащила назад.
– Шевелись! – Воин, который схватил ее, посмотрел на нее сверху вниз, как на насекомое. Во второй руке у него было копье – он ткнул им Адию в бок. Дараджа закричала.
– Нет! – Коффи пыталась вырваться из хватки воина, и на волю вырвалась новая волна ярости. Она снова потянулась к сиянию, она вытянула пальцы, словно пытаясь его ухватить. В ее душе не было ни мира, ни покоя, она просто злилась – и сосредоточилась на этом. На этот раз она черпала сияние с жадностью. Оно поднялось от земли к ее ногам, пока не наполнило ее до краев.
«Выпусти его, – попросил тихий голос внутри. – Выпусти его».
Она коснулась голой руки воина и с наслаждением услышала, как он закричал от боли. Воздух наполнил отчетливый запах горелого мяса. Воин отпустил ее и отшатнулся.
– Она обожгла меня! – закричал он. – Она дараджа!
Страх столкнулся с гневом, ее сердце билось все быстрее. Она осмотрелась, отчаянно пытаясь найти помощь. Ее взгляд снова наткнулся на Экона.
– Помоги мне! – крикнула она. – Экон, пожалуйста!
Но Экон не шевелился, и она медленно начала понимать, что он и не собирается. Осознание этого затушило огонь в ее груди, и она ощутила, как сияние покидает ее, и поняла, что оно не вернется. Перед глазами заплясали темные пятна, словно кровь прилила к голове после того, как она долго провисела вниз головой. Кончики пальцев рук и ног потеряли чувствительность, и Коффи ощутила, будто падает в глубокую бесконечную пропасть. Мир отдалялся все больше.
– Нужно убить ее, – услышала она чьи-то слова, которые донеслись до ее пустоты. – Пока никто не узнал.
– Нет. – Еще один голос. Тот воин, что обращался к Экону. – И ее тоже не трогайте. Свяжите и возьмите с собой. Кухани займется…
Коффи больше ничего не слышала. Рот заполнился слюной, будто ее могло вот-вот стошнить, и перед глазами потемнело. Она не смогла сопротивляться, когда чьи-то руки схватили ее запястья и связали их веревкой, которая царапала кожу. Кто-то схватил ее и потащил по грязи и кустам, как мешок ямса.
– Экон… – Она с трудом выговорила его имя. – Экон, пожалуйста…
Последнее, что она увидела, – размытый силуэт Экона, шагающего прочь.
Он не оглядывался.
Часть IV. Гепард умирает однажды, антилопа умирает тысячу раз
Небесный сад. Адия
– Попробуй еще раз, Певчая птичка.
Звезды сегодня яркие – тысячи сверкающих драгоценных камней, пришитых к ткани, носить которую пристало лишь богине. Их серебристый свет – неземной, невозможно прекрасный – окутывает каждую розу и каждую гардению в храмовом небесном саду. Я любуюсь ими, но у меня не слишком много времени на это.
Я слышу свист, ощущаю порыв ветра, который проносится мимо меня. Ладони инстинктивно складываются в молитвенном жесте, а затем я вытягиваю руки вперед, рассекая сияние, которое растекается в стороны, огибая меня. На другой стороне сада Дакари склоняет голову. По-прежнему странно видеть его здесь – в месте, которое так долго оставалось тайным. Теперь он знает все о сиянии, и ему нравится смотреть, как я тренируюсь им пользоваться. Он странно смотрится здесь, на фоне сплетающихся друг с другом цветов. Он широкими шагами подходит ко мне и кладет на плечи теплые ладони.
– Ты все еще сдерживаешься, – мягко говорит он. – Это заметно.
Это правда. Я действительно сдерживаюсь, но не хочу, чтобы Дакари знал почему. Он – чистый лист, нечто новое в моей жизни. Я не хочу отпугнуть его, как отпугнула почти всех. Меня грызет неизменная вина, когда я вспоминаю Тао и все, что он сказал мне на храмовой кухне. Это случилось несколько недель назад, и мы с тех пор не разговаривали. Не то чтобы мне не хотелось – несколько раз я пробовала его найти, – но, похоже, мой лучший друг превратился в тень, которую не отыскать. Он избегает меня, наверное, до сих пор сердится, что я показала Дакари этот сад. Мне этого в жизни не понять. От того, как он смотрел на меня тогда, меня по-прежнему мучает совесть. Я не хочу, чтобы Дакари смотрел на меня так же. Его руки по-прежнему лежат на моих плечах.
– Извини.
– Не извиняйся, – говорит он твердо, но доброжелательно. Он касается моего подбородка согнутым указательным пальцем, заставляя запрокинуть голову, так что наши взгляды встречаются – я вижу его глаза, светло-карие с серыми пятнышками. Мне приходится прилагать усилия, чтобы не вздрагивать от его прикосновений. Мне нужно стараться, если я хочу, чтобы этих прикосновений было больше. Голос у него глубокий, почти мелодичный. – Никогда не извиняйся за то, кто ты есть, – шепчет он. – Не умаляй себя, чтобы другие могли почувствовать себя важными.
Его слова разжигают что-то во мне. Никто никогда раньше не говорил со мной так, с подлинным уважением. Никто никогда не поддерживал меня в том, чтобы стремиться к большему, выходить за пределы возможностей.
– Попробуй еще раз. – Кивнув, Дакари отступает назад, и мне тут же начинает его не хватать. – На этот раз не оглядывайся. Дай мне все.
Не обращая внимания на жар, поднимающийся к затылку, я стараюсь не думать о том, какими двусмысленными кажутся эти слова. Дай мне все. Я хочу поцеловать Дакари, но в храме братья учат, что порядочные женщины должны хранить скромность до брака.
Я устала быть порядочной.
Дакари без предупреждения разворачивается и подбрасывает в воздух три камня. Я тут же призываю сияние. Оно потрескивает в темноте, и я чувствую, как его волны проходят сквозь меня. На этот раз я отпускаю ограничения и барьеры, которые я научилась возводить ради безопасности. Я научила себя всегда сдерживаться. Я направляю силу, представляя, что строю огромную стену, в три раза выше моего роста. Камни, которые бросил Дакари, сталкиваются с ней, а затем падают на землю. Я
