В конце концов, я уговорил его выпить немного меда и лечь спать. Такую боль не выплакать. И в слезах толку нет. Я знал, что следующий день он встретит таким же обходительным, как всегда, поговорит с Агравейном, успокоит его, обсудит с Мэлгуном размер дани, причитающейся Императору, и поедет в Камланн.

Я подождал, пока он не заснул, взял мед и пошел искать Эйвлин.

Она так и ждала внизу, у подножия холма. А вот Руауна рядом не было. Эйвлин сидела на бревнышке, обхватив руками колени, и смотрела на луну. Я подошел. Лунный свет скользил по ее светлым волосам.

— Эйвлин!

Она повернулась, и в лунном свете стала ослепительно красивой.

— О, Рис. — Она похлопала по бревну рядом с собой. Я подошел и сел. — Посмотри. Какой чудесный лунный свет здесь, в горах, — сказала она. — Хотя на море еще красивее. В Дун Фионне можно смотреть со скал. Гребни волн серебряные, в блестящей пене, а впадины между ними темные, и все время меняются. — Она подняла глаза к растущей луне в темно-синем небе. — Луна так далеко! Интересно, она нас видит?

— Хочешь медовухи? — предложил я.

— А там еще осталось? Тогда хочу, конечно. Холодно.

Я налил, и мы вместе выпили, глядя на луну.

— Эйвлин, — начал я, когда кружки опустели.

Она посмотрела на меня как-то удивительно нежно.

— Хочешь сказать, что не сможешь вернуться к себе на ферму? — спокойно спросила она.

Я заморгал.

— Нет. То есть да. Не могу я сейчас.

— И чего ты к нему так привязался? Любишь его?

— Да, люблю, конечно. Это тоже. Но я ему нужен сейчас. — Я вырвал травинку и начал изучать ее при лунном свете. Там по центру проходила меленькая такая складочка, а от нее в стороны отходили тонкие лучики. — У него никогда не было слуги. Ну, пока я не попросил его отвезти меня в Камланн. Он гордый. Но у него такое христианское смирение, он всегда готов кому-нибудь помогать — хоть Артуру, хоть Агравейну, хоть леди Элидан, да кому угодно! На него можно положиться, но сам он ни от кого не зависит. Я помогал ему, не дожидаясь, пока он попросит. А он из вежливости не отказывался, и позволял мне помогать ему и дальше. И теперь я ему нужен. Особенно сейчас. Боже милостивый, да он столько страдал, как мало кто другой! Не могу я уйти. Ну, и я тоже к нему привязался. К нему, и к тому, что делается сейчас в Камланне. Я слишком далеко зашел, чтобы все бросить. Не знаю, прав я сейчас, или ошибаюсь, да только для меня главное — жить для Света, молить Бога, чтобы Камланн выжил. Я не знаю, получится ли у нас, сохраним ли мы Свет, но я должен остаться с ним. — Я выпустил травинку из рук, она упала и тут же затерялась среди других. А я размышлял. И вспоминал слова этой ведьмы Моргаузы.

Эйвлин взяла меня за руку и крепко сжала.

— Это твой выбор, сердце мое. И выбор хороший. И господин у тебя хороший.

Я резко повернулся к ней. Какая же она замечательная! Но это только усложняло мой выбор. А она меж тем продолжала:

— И все-таки я хочу, чтобы однажды ты вернулся ко мне. Может быть, в этом мире и не очень спокойно растить детей, но давай попробуем? Понимаю, ты сейчас не можешь оставить господина. Но от меня не так-то легко отделаться, Рис! Пусть твой клан работает на земле по обе стороны Мор-Хафрена, а я пойду с тобой. Ты же не спросил меня, пойду ли я за тебя замуж? Так вот, я говорю: пойду! И буду с тобой на веки вечные. — Она помолчала, а затем оживленно добавила: — Но только чтобы у нас в Камланне был собственный дом, и не самый плохой. Уж это-то твой господин способен сделать? И я там буду хозяйкой. Вот это будет хорошо!

— Ну, конечно, — сказал я ей, расплываясь в улыбке. — Это и в самом деле будет хорошо.