Шрифт:
Закладка:
– Раз я сказал нужен – значит нужен, – отрезал Северин. – Бурый, Кол, Доран – вы последние, не проморгайте, если кто пустится в погоню. Жак, Реми, Одрик – заметите следы. Остальные – за мной. На коней и уходим.
В рот Этьена засунули кляп, а следом на голову нацепили мешок, так что теперь он даже не видел, что происходит вокруг. Конечно, он пытался сопротивляться – лягался, рвался из стороны в сторону и молотил руками, но что он мог поделать против рослых мужей, каждый из которых был в два раза больше него? Тем более, скоро один из них пребольно ткнул его в бок и прошипел, что он им сгодится и с девятью пальцами, так что Этьен бросил бесплодные попытки вырваться и сдался на волю судьбе. Вот он взмыл в воздух, дабы через миг приземлиться в неудобное седло и вскоре они понеслись прочь. Звуки лагеря становились все тише, мужчины молчали, лишь изредка обмениваясь скупыми словами или короткими смешками, а пред собой Этьен все еще видел Раймунда, лежавшего на земле в луже крови.
По сути своей хоть Фридания и была основана более семи веков назад, когда первые раздробленные княжества объединились вокруг наиболее могучего из них – Фридана (на сегодняшний день эта территория носит название Фрид-Конт), но вот окончательно ее границы сформировались лишь при Маркеле Завоевателе, который присоединил к королевству восточные и южные земли, в том числе гордую и непокорную Анталию, чьи жители еще долгое время не могли смириться с потерей независимости. Именно анталийская знать начала так называемую Баронью Смуту, вскоре захватившую почти все государство и едва не поставившую точку в его истории.
Множество мелких дворян, недовольных все более растущими поборами, посовещавшись, направили королю Фридании послание, в котором требовали освободить их от части налогов, в том числе и от обязательной уплаты в королевскую казну четверти прибыли от любой торговой сделки.
Тогдашний король Дамиен III – правнук Маркела Жестокого – решил последовать примеру своего предка и, не долго думая, казнил послов, а после отправил войско прямиком в Анталию, дабы подавить бунт мечом и сталью. Однако вместо того, чтобы покорно склониться, анталийцы – которых вскоре поддержали не только прочие дворяне, но и множество крестьян, бюргеров, рыцарей и даже представителей духовенства, тоже уставших платить непомерную дань – решили с оружием в руках завоевать свою свободу, восстав против короны.
В ходе нескольких лет непрерывных сражений обе стороны, наконец, смогли прийти к соглашению, понеся в ходе войны тяжелейшие потери. Король оставил за Фриданией все ранее присоединенные земли, однако, предоставив знатным семьям куда более вольготные права; да и прочим сословиям дышать стало много свободней. Правда, в последующем все эти вольности еще не раз пытались оспорить другие правители, в том числе и Серель I, что получил имя Мудрый…
Ливий Конт, «Жизнь и деяния Сереля I Мудрого. Том первый – от детских лет до юношеских»
С каждым днем Матиас чувствовал себя все лучше и вскоре уже начал понемногу вставать с постели, хоть и с посторонней помощью. Потом Моро смог самостоятельно подойти к окну – неуверенно, словно только покинувшее колыбель дитя, но и то было в радость; а не прошло и семи дней, как он принялся прогуливаться вдоль коридоров, пускай и в сопровождении стражей и слуг, что квохтали вокруг него точно обеспокоенные няньки.
Все это время он находился под неусыпным наблюдением королевских лекарей, цирюльников, Посвященных, коих прислала Беатрисс и господина Аль-Хайи, чья персона, к слову, нередко вызывала недовольства и жаркие споры. Познания иноземца оказались столь же пользительны, как незаурядны: в частности он в пух и прах раскритиковал манеру применять кровопускание, заявив, что метод сей безбожно устарел, а заместо вина с толчеными минералами советовал употреблять отвары из полевых трав и простую воду.
Несмотря на растущее негодование придворных медиков, которые чуть ли не ежедневно просили Матиаса отстранить арраканца от лечения, тот все же прислушивался к словам Абдумаша, чуя на себе их плодотворное влияние, а уж снадобье, которое тот давал ему на ночь, было воистину чудотворным. После нескольких глотков боль уходила, по телу разливалось приятное тепло, а сон был так же мягок, сколь и долог, хоть и вызывал довольно причудливые сны. Но это право был сущий пустяк – все ж лучше, чем ворочаться в постели до первых петухов, когда любое движение вызывает острейшую боль.
После утренних процедур Абдумаш, не мешкая, уходил в свою лабораторию, под которую Матиас, не скупясь, отдал один из нижних этажей. На следующее же утро после разговора с арраканцем Моро велел отослать гонцов – и вот уже вскоре ко двору начали прибывать звездочеты, алхимики, нумерологи, знахари, астрологи и прочие ученые либо те, кто себя таковым считал; от умудренных годами старцев с самописными талмудами до безбородых юнцов с дерзкими взглядами и не менее крамольными мыслями.
Строгий отбор проводил лично Абдумаш – всего несколькими точными вопросами он умело обличал мошенников и проходимцев, что с позором отправлялись прочь, тогда как любой мало-мальски знающий человек тут же получал приглашение стать его помощником. Надо сказать, от предложения не отказался ни один. Шутка ли – приложить руку к созданию того, что, по словам Аль-Хайи – а говорил он пылко и умело, легко завоевывая слушателей – могло прославить их имена в летах. Да и Моро не скупился – помимо щедрой оплаты ученые мужи занимали лучшие покои, каждый день ели и пили, словно на пиру, одевались в лучшие платья, и, в общем, ни в чем не нуждались.
Весь день Аль-Хайи трудился над формулой горючего порошка, а вечером вновь приходил к Матиасу, дабы проверить его самочувствие и поведать о ходе работ – даже по самым худшим расчетам грозное оружие окажется готово не позже конца зимы. Матиас подозревал, что его даже не нужно будет пускать в ход – хватит лишь демонстрации того, на что оно способно, дабы мятежники склонили перед ним колено. А уж после... после его опробуют на себе визрийцы. И в полной мере изопьют чашу возмездия.
Нередко Абдумаш задерживался и тогда вечер проходил за вином и долгими разговорами – арраканец показал себя начитанным и остроумным собеседником, объехавшим чуть ли не полмира и спокойно ориентирующимся во многих вопросах, от философии до политики. Аль-Хайи даже сумел привить Матиасу страсть к шахматам. Если честно, тот всегда немного презирал эту игру, так популярную среди знати, как и прочие подобные развлечения вроде костей или карт. Но Абдумаш быстро доказал ему, что вместо удачи на доске властвует тактика, а вместо азарта – холодный расчет. Нередко тот ход, что казалось, сулил быструю победу, довольно скоро приводил к поражению, а иногда разменяв ценную фигуру на куда более слабую можно было напротив, одержать победу.
В очередной вечер, который плавно перетекал в ночь, Матиас как раз сидел над доской в размышлениях о новой стратегии – кою он, без лишней скромности, придумал сам и собирался удивить ее своего «учителя» при следующей игре – когда на пороге возник слуга.
– Все уже в сборе, ваше величество.
Услышав его слова, Матиас поставил на место фигуру с пехотинцем, что должна была защищать короля и поднялся на ноги. Спустя время он уже восседал во главе вытянутого стола в небольшой комнатке вблизи часовни, где его ждали все члены тайного королевского совета: маршал Бруно Герен, глава разведки Реджис Пти, главный советник Сириль Русси и Одилон Дюваль, первый королевский казначей, возглавляющий королевскую канцелярию. До появления Моро все они что-то бурно обсуждали – уже из коридора Матиас слышал удивленные охи Сириля, мягкий бас Одилона и громкое фырканье Бруно, но при виде короля мужчины лишь переглянулись и умокли.
