не уставал предупреждать, флирт каких дам должно решительно отвергать. Мужья их имели слишком большое влияние, чтобы подставляться под удар. Однако чаще оставлял это на его выбор.

Флирт всегда происходил одинаково. Сперва медленное подкрадывание, часто в сопровождении глупо скалящейся подружки. Потом, как правило, словно бы случайные прикосновения. Притворный испуг, горячие извинения, вопросы об имени (хотя он был единственный иссар на приеме), несколько обычных вопросов о его обязанностях. Правда ли, что он убил двадцать бандитов голыми руками? Что победил десятифутового демона? Сколько людей он уже убил? И так далее. Похоже, считали, что он проводит все свое время между сражениями и заточкой оружия.

Потом наступало время вопросов более фривольных. Разве иссары никогда не снимают чалму? Даже в ночи? Правда ли, что его меч — длиннее меекханского? (Тут обычно наступало время кокетливого смешка.) Не кажется ли ему, что здесь как-то душновато? Она чувствовала бы себя в большей безопасности…

К этому моменту подруга, как правило, отходила, а у него находилось занятие на всю ночь.

Обычно каждая третья любовница пыталась уговорить его, чтобы он убил ее мужа, отца, богатого дядюшку, назойливого «приятеля». Остальные хотели попросту похвастаться экзотическим приключением.

Из-за этого ему пришлось провести еще несколько поединков.

Но нынешний прием с этой точки зрения был крайне неудачным. Йатех стал объектом заигрывания жены одного из аристократов, баронессы Якейстам. Эта сорока-с-чем-то-летняя дама с крупным телом была, похоже, свято убеждена, что толстый слой макияжа и дорогая косметика снова превратят ее в двадцатилетнюю красотку. После осады, которая продолжалась полночи, Йатех был готов убить ее голыми руками. Аэрин же, похоже, хорошенько развлекся, наблюдая за ее усилиями.

Иссар вошел в свою комнату, закрыл дверь. Одним движением стянул хаффду и отбросил ее в угол. Подходя к окну, расстегнул перекрещивающиеся на груди ремни и аккуратно отложил оружие. Выглянул наружу: его комната находилась на втором этаже, окно же выходило на самый заросший закуток сада. Он почти мог дотронуться до ветки старого скрученного дуба, что служил украшением этого места.

Он закрыл ставни и повернулся, на ощупь ища фонарь. Проклятие, нужно было зажечь свечу от лампы на кухне.

Шелест. Из-за завесы, отделявшей часть комнаты. Плавным движением он оказался у кровати и потянулся за отложенным оружием, наткнулся на мебель, вытягивая оба меча. Зловещий звук всполошил пришельца, занавес отдернулся, и из-за него выскочила маленькая фигура.

— Йатех, это я…

Они столкнулись на половине пути, он едва успел отвести меч.

— Ой!

Он выпустил оружие, клинки упали на кровать и, пробалансировав на краю постели, свалились на пол.

— Уй!

Он схватил девушку за плечи, встряхнул:

— Исанель! Что ты здесь делаешь? Я ведь мог тебя… Мог тебя…

Он вспомнил ее первый оклик.

— С тобой ничего не случилось? Я тебя не ранил? — Он встряхнул ее еще сильнее.

— Н-нет… Но сейчас у меня отлетит голова.

— Прости… — Он встал. — Что ты здесь делаешь? Отец знает…

Оборвал себя, поняв неуместность вопроса.

— А то. Я сказала ему, что среди ночи, почти голая, приду в твою комнату. Он даже обрадовался.

Почти голая?

— И что? Я должна тут сидеть до самого утра?

Он помог ей встать. И вправду, была на ней только коротенькая рубаха. И что-то еще на лице.

— Ты предусмотрительна.

— Это нормально для моей семьи. Ты наконец-то поцелуешь меня?

Хотя он ожидал чего-то подобного, но оцепенел.

— А ты еще и смелая, — прохрипел он.

— Хватит мне ухаживаний прыщавых маменькиных сынков. И я не хочу больше смотреть, как тебя пытается окрутить какая-нибудь толстая корова.

— Она не имела и шанса.

— Мать говорила мне, что мужчинам нельзя доверять…

— Твоя мать — мудрая женщина, но она не всегда права.

Некоторое время они молчали. Наконец он снял обе повязки.

— Хочешь дотронуться до моего лица?

— Да, — шепнула она. — Сильно.

Он направил ее руку.

— Хмм… У тебя тонкие брови, глубоко посаженные глаза. Какого цвета?

— Серые. — Приятно было чувствовать ее пальцы на коже.

— О-о-о, а что случилось с твоим носом?

— Был сломан. Трижды.

— Трижды?

— У меня есть брат, сестра и куча кузенов. Все — старше меня. Пришлось вести серьезные бои, чтобы добраться до общего котла.

— Все шутишь.

— Отчего же? Жизнь в горах — тяжела.

— Так я и поверила. Наверное, именно поэтому вы все туда и возвращаетесь.

— Мы просто привыкли.

— Ага. А это что?

— Шрам от кархонского ятагана. Старое дело.

— Сколько тебе тогда было?

— Тринадцать.

— А тому воину?

— Под тридцать. И, упреждая следующий вопрос: да, я его убил.

Ее пальцы замерли. Потом она отвела руку.

— Поцелуй меня, — попросила его.

Была она на вкус как миндаль и ореховое пирожное.

Они вернулись на кровать.

— Я люблю тебя, — шептала она. — С момента, когда ты соскочил с фургона отца.

Он молчал. Не знал, может ли ответить на такое заявление. Не знал, как это сделать.

— Будешь со мной ласков? — спросила она мягко.

— Да, — обещал он. — Буду.

* * *

— Это было полгода назад.

— Что?

— Не помнишь?

Он усмехнулся в темноту.

— Наш первый раз.

— Значит, помнишь, — прошептала она ему прямо в ухо. — Тогда тоже было полнолуние.

— Знаю, как раз закончилась зима.

— Да.

Она соскользнула с него и подошла к окну.

— Скажи мне… — Она стояла спиной к кровати, нагая, прекрасная. — Скажи мне, прошу, как сильно ты меня любишь?

— Я уже говорил…

— Неправда, ты ускользнул от ответа. — Голос ее дрожал. — И ускользаешь снова.

Он сел. Шутки закончились.

— Сильнее жизни, сейкви аллафан. Сильнее смерти, сильнее первого и последнего вздоха. Ты самая ценная вещь, которую я нашел на равнинах, наилучшая, с какой я повстречался в жизни. Я отдал бы за тебя оба моих меча.

Она не родилась в горах, не знала вкуса пустыни и законов его народа, но сумела оценить то, что он сказал.

— Правда ли… — Она запнулась. — Правда ли, что ты можешь привести себе жену не из иссаров?

Ох, Великая и Милосердная Госпожа, неужто это неминуемо и всегда должно случаться таким вот образом? Без предупреждения, без предоставления и тени шанса?

Он молчал. Как и она.

Тишина тянулась в бесконечность.

— Такое иной раз случается.

Он не хотел этого говорить. Не должен был этого говорить.

— Противу ваших законов?

— Наши законы это позволяют. Редко, условия всегда трудны, но случается и так, что женщина не из иссарам входит в племя.

У него перед глазами промелькнуло лицо старухи.

— Каковы же условия?

Он снова не знал, что ответить.

— Прошу… — прошептала она.

Он закрыл глаза, чувствуя на губах сухость.

— Трудные, жестокие, неизменные. Первый Закон Харуды не может