Шрифт:
Закладка:
— Даже не думай об этом.
— О, отчего бы?
— Ты мне нужен.
— Договор недействителен. Ты сам об этом сказал.
— Люди говорят разные глупости, а потом о них жалеют. Я — жалею. И прошу тебя остаться, Йатех, остаться и охранять мою семью. Так, как сегодня. Я поговорю с Элл, даже если мне придется…
— Ничего тебе не придется, Аэрин-кер-Ноэль.
Она стояла позади, все еще в ночной рубашке, с мокрой тряпкой в руках. Встала на колени и приложила ее ко лбу сына.
— Я приказала слугам разодрать несколько твоих рубах на перевязку. И приготовить воды. Сколько раненых?
— Семеро.
— Сейчас мы ими займемся. — Склонившись над сыном, она говорила ломким голосом, короткими, рваными фразами: — Я… я всего лишь женщина с равнин, воин. И у меня нет причин любить сынов иссаров. Мой отец и брат погибли от ваших мечей. Но… но сегодня ты спас жизнь моего сына. Я…
Она взглянула вверх на укутанную фигуру. Аэрин удивился, увидев, что она плачет.
— Я… чувствую, словно предаю их память. Но если бы тебя нынче здесь не было… — Она оборвала себя. Вытерла рукавом слезы. — Могу только повторить вслед за мужем — прошу, останься, Йатех. Останься и охраняй мою семью.
Только сама Великая Мать знала, чего ей стоило произнести эти слова.
Иссар стоял перед ними, чуть-чуть раскачиваясь вперед-назад. Аэрин знал, что он молится. Схватил жену за руку, призывая взглядом к тишине.
Наконец Йатех сделался неподвижен. Из-под витков материи донесся тяжелый вздох:
— Хорошо, Элланда и Аэрин-кер-Ноэль, я останусь в вашем доме и стану его охранять так, как если бы он был моим собственным.
Он поклонился им с достоинством.
— Еще одно, Йатех… — Аэрин только теперь кое-что вспомнил.
— Да?
— Спасибо.
* * *
— У-у-ух, я и не думала, что такое вообще возможно. — Она потянулась, словно кошка, просыпающаяся от дремы на солнышке. — Как ты это сделал? Надо положить одну ногу сюда, вторую — туда, а третью… ох, это была не нога.
Они оба рассмеялись.
— Через минутку покажу тебе снова. Но сейчас…
Она услышала, как он встает и ходит по комнате. Звякнуло стекло.
— Я надеюсь, что ты любишь теплое вино. Другого у меня нет.
Она ощутила кубок в ладони, вино было терпким, сладковато-терпким и крепким.
— Красное альтарское, любимое вино отца.
— Он дал мне несколько бутылок.
— А ты его любимчик. Иногда мне кажется, что Эраф должен тебе завидовать.
— А ты?
— Я? Я — твоя любимица, верно?
— Так и есть. Ты, и Серен с кухни, и та новая служанка, как там ее… Ох! — застонал он, когда она ткнула его в солнечное сплетение.
— Не советую тебе вспоминать ее имя, — проворчала она, массируя себе запястье. — Ты и вообще не должен знать имен других девушек. Не после того, что я им о тебе понарассказала.
— Ха! Так это твоих рук дело. А я все думаю, отчего они убегают, едва меня завидев. Своему кузену ты тоже нарассказала сказочек?
— Хергену? Нет, этот-то всегда был паяцем и сам.
* * *
Аэрин шагал по саду своей городской резиденции, искренне жалея, что не находится нынче где-нибудь в другом месте. Решающее значение для появления этой мысли имело присутствие племянника. Молодой офицер, недавно представленный к званию лейтенанта четвертой роты полка Леопарда, гордо вышагивал в начищенной до блеска кольчуге, в шлеме и с мечом. Серый плащ, обшитый красной оборкой — знаком ранга, — носил он так, словно тот был императорским пурпуром.
Его взгляды — или то, что он считал таковыми, — соответствовали всему его образу.
— Говорят, кархоны чинят какие-то препятствия нашим купцам. Не могу дождаться, пока мы покажем им, у кого здесь власть.
Или:
— Говорят, те грязные псы из клана Деедхир украли двадцать голов скота. И скоро они заплатят за это своей кровью.
Как если бы пехота и вправду могла что-то сделать с кочевниками.
— Мой капитан говорит, что, возможно, вскоре мы отомстим за поражение под Эфхарин. Полк Леопарда вернет свою честь.
Это последнее прозвучало особенно грозно. Аэрин решил вмешаться в непрерывный поток похвальбы:
— В последний раз, когда полки ударили по иссарам, вернулась едва пятая часть солдат. А потом восточный Айрепр истек кровью.
Взгляд светло-голубых глаз выражал искреннее удивление.
— Но, дядя, — сам тон его говорил, что только уважение к роду удерживает юношу от того, чтобы назвать Аэрина глупцом, — мы ведь тогда были совершенно не готовы. А генерал хет-Борен дал завести себя в засаду. Теперь мы уже знаем противника: это дикари и разбойники. К тому же они зависят от воды, а в этих пустынных горах ее не слишком много. Хватит, если мы займем самые большие источники и немного подождем. Дней через десять они и сами придут, моля хотя бы о глотке, — или погибнут, сражаясь за те лужи, которые мы им оставим.
Аэрину не понравилось это постоянное «мы».
— Твой командир — капитан Реегфод?
— Верно. Откуда ты знаешь?
— Нетрудно догадаться. Кое-что скажу тебе, парень. Твоему командиру — почти пятьдесят, а он все еще капитан. Тебе это не кажется странным? Он ведь происходит из знатного рода.
Молодой офицер замер.
— Капитан Реегфод, который почтил меня честью, пригласив на день своего рождения…
— То есть вы упились там, как свиньи. Ну-у продолжай, не стану прерывать.
— Капитан Реегфод пояснил мне, что это из-за его бескомпромиссной позиции повышения проходит мимо него. И что теперь все изменится, все увидят, кто с самого начала был прав.
Купец еще раз взглянул на племянника. Искреннее лицо, сам — высокий, худощавый, мундир на нем сидит будто влитой. Прекрасен, словно демон. Как видно, в этой ветви семьи боги решили обменять разум на красоту.
— Как-нибудь я расскажу тебе о молодом офицере, который после поражения в горах отвел остатки своей роты в некое селение. Ему прислали приказ, чтобы оставался там и оборонялся, однако при известии о приближающихся иссарам он оставил поселение и отправился со всеми солдатами на север — так быстро, что остановился только на половине дороги к Старому Меекхану. Потом он рассказывал, что не получил приказа, и, к счастью для него, гонца, высланного с приказом, и вправду нашли мертвым. Безо всяких писем. Наверняка кто-то его ограбил…
Херген покраснел.
— Что ты хочешь этим сказать, дядя?
— Ничего, это просто одна из историй тех жестоких времен.
— Правда?.. — Молодой офицер прищурился. — А может, ты рассказываешь эти сказочки оттого, что и сам держишь в доме прирученного дикаря?
Так вот где собака зарыта.
— Ты
