Шрифт:
Закладка:
Эшлин не смогла скрыть удивления.
– Да-да, плотником. Как и мой отец. Который, в свою очередь, выучился у своего. Мой папаша мастерил знаменитые кресла-качалки, очень удобные. А я строил дома. Амбары, сараи. Мне нравилось строить большие сооружения. Такие, которые выстоят в горах и в суровые зимы, и в проливные весенние дожди. Но когда галамарцы отправились истреблять скожитов и пересекли Лорнарский Рубеж, то решили, что в нашей деревне живут дикари. – Он уставился на свои руки. – Отец научил меня строить, а те, кто живут на равнинах, научили меня разрушать.
– Значит, ты не виноват, что стал убийцей.
– Нет, я не об этом. Просто если тебе что-то врезалось в душу, то потом это оттуда не вытравишь. Нет способа начать все заново.
Эшлин промолчала, думая, что сама она тоже принесла в этот мир много такого, чего уже не изменишь.
– Ну, королева, которая всю жизнь нежится на пуховых перинах, наверное, скажет, что убийство противоречит естественному порядку вещей, но…
– Нет, не противоречит, – сказала Эшлин.
Симеон изогнул бровь – пришел его черед удивляться.
– Естественный порядок вещей целиком и полностью опирается на убийство. Все в этом мире, от крошечных паучков до громадных драконов, либо убивают, чтобы выжить, либо умирают, чтобы выжил кто-то другой. Безмятежность природы – иллюзия. Обманка для неискушенного взгляда.
Симеон улыбнулся:
– А ты мне нравишься, королева. Ты умеешь удивлять.
– Если я тебе нравлюсь, выпусти меня из клетки.
– Гм… Ты мне нравишься, но не настолько.
– Под этим помещением есть еще один ярус, – сказала Эшлин. – Я хочу попасть туда.
– А ради чего я должен удовлетворить твое любопытство?
– Ради большого количества безупречного и всемогущего оружия. – Эшлин облизнула губы. – Незавершенные доспехи и пара арбалетов превратили тебя в грозу морей. Из того, что хранится в подземелье, я смогу сделать доспехи для всей твоей команды.
Хауэлл, которому явно очень хотелось получить доспехи, покосился на Симеона, но тот помотал головой и ухмыльнулся:
– У скожитов есть присловье: «Чем неприметнее валун, тем вероятнее, что это каменный чешуйник, который притаился в засаде и ждет удобного случая пропороть тебе брюхо». – Симеон сплюнул на пол. – Может, я дикарь и убийца, но я не дурак. А ты, королева, не умеешь врать. Нет уж, все пойдет так, как я скажу, – коротко и по делу. Никаких больших обещаний, никаких мелких пакостей от премудрой королевы.
Он сдернул с постамента неоконченный шлем, сгреб в горсть магниты и швырнул все в клетку Эшлин:
– Вот, доделывай. Условия те же, что и раньше. Только срок не день, а неделя. Если не справишься, Фельгору хана. Ясно тебе?
– Яснее ясного неба, – ответила Эшлин.
Когда Симеон и его люди ушли, Фельгор снова начал ковырять замок куриной косточкой.
– Ни хрена не получается, – пробормотал он.
Эшлин взяла в руки шлем. Драконья чешуя была сплавлена с металлом, но магниты не подсоединили, поэтому шлем не взаимодействовал с остальными доспехами. Эшлин увидела три розетки для магнитов, помеченные такими же символами, как в записях Озириса Варда. Значит, шлем можно завершить. Вдобавок Симеон швырнул в клетку не три, а четыре магнита.
– Знаешь, Фельгор, существует много способов выбраться из клетки.
Эшлин отыскала в стопке документов схему соединения магнита с драконьей нитью, вживленной в драконью кость. Драконья нить на запястье Эшлин вживилась в человеческую кость, но принцип оставался неизменным. Наверняка будет очень больно.
Она взяла драконью чешуйку с острыми как бритва краями и поднесла ее к драконьей нити на запястье.
– Эй, ты что задумала?!
Эшлин молча, изо всех сил сдерживая дрожь, вдавила чешуйку в кожу.
Джолан
Альмира, среди обломков неболёта «Дочь времени»
Джолан пришел в себя, придавленный чьим-то обмякшим телом. Вокруг резко пахло мятой.
Спина вжималась в какой-то холодный и острый предмет. Поначалу Джолан не хотел смотреть на труп – боялся, что это Оромир, – но, набравшись храбрости, увидел, что у покойника короткие седые волосы и удавка на шее.
Генерал Ман.
Джолан попытался выбраться, однако труп лишь сильнее навалился на него.
– Оромир! – окликнул Джолан.
Тишина.
Он посмотрел вправо, недоуменно наморщил лоб, не понимая, что перед ним. Под ободранной корой огромного ствола виднелись зеленые, желтые и красные полосы древесины. Радужный эвкалипт. Судя по всему, дерево пропороло каюту, когда неболёт рухнул в джунгли.
– Оромир!
По-прежнему тишина. Джолан снова толкнул труп. Безуспешно.
– Не вертись, – раздался хриплый голос.
Сосоне.
– Где Оромир?
– Не знаю. Не двигайся, кому говорят!
Над ним склонилось знакомое лицо со шрамом. На голове Сосоне кровоточила ссадина, но это не помешало вдове сдвинуть труп капитана в сторону. Джолан медленно встал, потирая поясницу, обернулся и сообразил, что его придавило к большой карте Альмиры, на которой Септимус прокладывал курс полета. Тут что-то не так, подумал он и только потом понял, что неболёт завалился набок. Джолан стоял не на полу, а на стене.
– Эй, есть тут кто-нибудь? – послышался дрожащий голос. – Я тяжело ранен.
– Ты кто? – спросила Сосоне.
– Септимус.
– Кто-кто?
Тишина.
– Штурман.
Сосоне выругалась по-папирийски, потом схватила Джолана за плечо:
– Никуда не уходи, пока не разберемся, что к чему.
В капитанской каюте все было вверх тормашками. Повсюду валялись подушки и осколки стекла. Одну стену вышибло, в проеме виднелись эвкалиптовые заросли и папоротники под дождем. В дальнем углу каюты распростерся штурман с открытыми переломами обеих ног.
По привычке Джолан стал мысленно составлять план лечения. Обезболить корнем барбароя. Остановить кровотечение. Вправить кости. Три месяца в полной неподвижности. Шесть месяцев на костылях. Через год начнет ходить, скорее всего прихрамывая. Хроническая боль обеспечена.
Сосоне тоже провела своего рода триаж.
– Ходить можешь?
– Нет! Посмотри на мои ноги! Левая вообще вывернута в другую сторону. А почему я не чувствую боли? Я совсем ног не чувствую!
Сосоне оценивающе уставилась на сломанные конечности штурмана, потом перевела взгляд на Джолана:
