– Виллем разозлился, наверное, – сказал Джолан.

– Еще как. – Помолчав, Оромир добавил: – Там хватит места на двоих. В кровати.

У Джолана сладко засосало под ложечкой – от волнения и от страха.

– Мне надо проверить, как там Стэн. Боюсь, что я слишком туго затянул повязку.

– Да, конечно. Ты уж постарайся побыстрее, а то у меня от усталости глаза слипаются. – Оромир зевнул и с улыбкой пообещал: – Но я постараюсь не уснуть.

Он ушел, а Джолан стал перевязывать Гаррету рану.

– Долго ты еще будешь возиться? – спросил Гаррет на седьмой попытке.

– Надо бы потуже…

– Все в порядке. Там парень по тебе сохнет. А ты по нему. Ступай уже.

– А что, жестокие убийцы и в этом хорошо разбираются?

– Да уж получше, чем ты.

Джолан продолжал накладывать повязку.

– Ну, в чем дело? – спросил Гаррет.

Джолан сглотнул:

– Я боюсь, что все пойдет не так. В моем воображении все происходит прекрасно. Всегда.

– Вот ты умный парень, а говоришь всякие глупости.

Джолан покраснел, но Гаррета это не остановило.

– Сегодня мы едва не умерли. Если бы неболёт упал под другим углом, тебя бы насквозь пропороло какой-нибудь веткой. Сейчас мы в безопасности, но никто не знает, что случится завтра. Может быть, никто из нас не выберется из джунглей живым. По-твоему, как лучше уйти в последнее плавание – с воспоминанием о прекрасной мечте или о чем-то настоящем?

– О настоящем, – прошептал Джолан.

– Тогда иди.

Джолан посидел еще немного, вцепившись в рулон бинтов, будто за поручни корабля в штормящем море. Снаружи накрапывал дождь, под каплями воды перешептывалась листва, а потом начался настоящий ливень, такой сильный, что от грохота струй закладывало уши.

– Я тебе помогаю, потому что так положено. Это правильно, – в конце концов сказал Джолан. – И по-моему, ты не убил меня в Дайновой пуще по той же причине. Ты только притворяешься жестоким и бесчувственным. Под толстым слоем твоей замаранной шкуры скрывается добрый человек.

Джолан проверил повязку на лодыжке Стэна, задремавшего у костра, потом вышел в джунгли и несколько минут постоял под дождем, набираясь смелости, чтобы заглянуть к Оромиру.

Наконец, поеживаясь от холода, он вошел в неболёт и постучал в дверь капитанской каюты.

– Кто там? – послышался голос Оромира.

– Это я, Джолан, – ответил он с какой-то неуверенной, почти вопросительной интонацией.

Дверь распахнулась. На пороге стоял Оромир – без рубахи. На мускулистой груди под соском темнела полоска смазочного масла. Рядом с мечом, прислоненным к стене каюты, валялся обрывок козьей шкуры.

– Ты насквозь промок, – сказал Оромир. – Что случилось?

Джолан пожал плечами:

– Я вышел в лес послушать дождь. Прости, что задержался.

– Ты как раз вовремя. Заходи, я разведу огонь.

Оромир сложил костер из обломков кресел. Джолан снял промокшую накидку и повесил ее на трубу у двери. Из всей мебели в каюте уцелела только кровать с пуховой периной, и Джолан уселся на самый краешек; сердце бешено забилось при одной мысли о том, что он окажется в этой мягкой и теплой постели.

Огонь весело потрескивал. Оромир достал фляжку бренди, отпил глоток и протянул ее Джолану.

– Помнишь, как мы с тобой в первый раз выпивали? Кажется, это было так давно, – сказал Оромир.

– Ага.

Оба пили бренди и молчали.

– Что случилось? – спросил Оромир. – Ты какой-то грустный.

Прежде чем ответить, Джолан глотнул бренди.

– Чем дольше я живу, чем больше вижу, тем больше убеждаюсь, что мне не выстоять.

– Не выстоять? – удивился Оромир. – В каком смысле?

– Во всех, – ответил Джолан и сделал еще глоток бренди, для храбрости. – Первую половину жизни я провел в помощниках у самого умного человека на свете, пытаясь остановить чуму в Выдрином Утесе. Но все наши усилия ни к чему не привели. А потом, когда я остался один, то больше всего хотел помогать людям, применять свои знания, чтобы сделать мир лучше. Но все, чего я добился, – это сохранить жизнь убийцам. Холодным и жестокосердым убийцам.

– Ты про воинов и вдов? Про таких, как я? – Оромир с грустью взглянул на Джолана.

– Нет, что ты! Не про таких, как ты. Ты даешь имена своим лошадям. Ты не такой, как другие.

– Пока еще не такой, – вздохнул Оромир. – Но боюсь, скоро им стану. Сейчас я молод, но что со мной будет через десять лет такой жизни? Или через двадцать? Я вижу, что Камберленд о нас заботится, но иногда мне кажется, что у него внутри… какая-то пустота. Будто настоящая радость умерла в нем много лет назад, вместе со смертью рода Бершадов.

Он протянул Джолану флягу, но Джолан ее не взял, а вместо этого легонько сжал руку Оромира:

– Помнишь, ты спросил меня тогда, в амбаре?.. Ну… про что я думаю… в общем, что я себе представляю, когда…

– Прости, что я тебя об этом спросил, – пристыженно сказал Оромир. – Это так грубо.

– Я думаю о тебе, – выпалил Джолан. – Я все время о тебе думаю. Представляю, как ты откидываешь пряди со лба, когда следишь за птицей в небе. Как ты сидишь в седле. Как твои пальцы касаются узды или рукояти меча. Или моей руки. Я всегда думаю только о тебе.

Оромир так серьезно поглядел на него, что Джолан испугался, – наверное, он сболтнул лишнего. На глазах Оромира выступили слезы. Одна слезинка скатилась по щеке.

– Иди ко мне!

Оромир сжал его в объятиях. Сначала они просто стояли, обнявшись, а потом Оромир приложил к щекам Джолана мозолистые ладони и поцеловал его.

Джолана еще никто и никогда не целовал. Щетина Оромира покалывала кожу, но его губы и язык были мягкими и влажными. У них был вкус бренди и мяты. Джолан опустил ладони на пояс Оромира, погладил большими пальцами выступающие края тазовых костей.

– Щекотно! – сказал Оромир, отстраняясь.

– Ох, прости! – Джолан прижал руки к груди.

– Ничего страшного, – рассмеялся Оромир и ухватил рубаху Джолана. – Давай-ка ее снимем. Она насквозь мокрая.

Оромир ловко расстегнул ему пуговицу у ворота и снял рубаху через голову. Джолану стало неловко. Они были ровесниками, но Оромир был мускулистый и жилистый, а Джолан – худой и костлявый, с хилой мальчишеской грудью. Оромир погладил ему ключицы и плечи, потом снова поцеловал в губы, скулы и шею.

Не успел Джолан опомниться, как Оромир подвел его к пышной и мягкой кровати. Щепки и мелкие обломки усыпали разорванное покрывало, но Джолану было все равно. От кожи Оромира веяло жаром. Джолан погладил сильные руки и спину Оромира.