занавесями, шкатулки и сундуки, полные драгоценных камней. Ничто не ускользнуло от этих разбойников. Они, и особенно жадные гасконцы, увозили с собой все». Взятие Нарбона обогатило их добычей, и они вернулись в Бордо «с лошадьми настолько нагруженными, что они с трудом могли двигаться».

В следующем году поход армии принца через Луару был направлен прямо на Париж, и французское войско под командованием Иоанна, наследовавшего престол Филиппа VI Валуа, поспешило остановить его движение. Принц отдал приказ отступать, но когда он приблизился к Пуатье, то нашел на своем пути войско французов, насчитывавшее 60 тысяч человек. Тотчас, 19 сентября 1356 года, он занял сильную позицию на полях Мопертюи: фронт ее был прикрыт частой изгородью, и приблизиться к нему можно было только по длинной и узкой тропинке, проходившей между виноградниками. Виноградники и изгородь принц занял своими стрелками, а небольшой отряд конницы расположил в том месте, где тропинка выходила на высокую равнину, занятую его лагерем. Его войско состояло всего из 8 тысяч человек, и опасность была так велика, что он вынужден был предложить вернуть пленных, сдать занятые им крепости и отказаться на семь лет от войны с Францией в обмен на свободное отступление.

Эти условия были отвергнуты, и триста французских рыцарей бросились вверх по тропинке. Скоро она была завалена убитыми людьми и лошадьми, а передние ряды наступавшей армии подались назад под градом стрел из кустарников. В минуту замешательства на фланг французов внезапно напал отряд английской конницы, стоявший на холме справа, и принц воспользовался этим, чтобы смело кинуться на противника. Английские стрелки довершили беспорядок, вызванный этим внезапным нападением; король Иоанн был взят в плен после отчаянного сопротивления, и в полдень, когда его армия бросилась бежать к воротам Пуатье, 8 тысяч человек из ее числа оказались павшими на поле битвы, 3 тысячи бежали и 2 тысячи всадников с множеством дворян были взяты в плен.

Царственный пленник торжественно вступил в Лондон, а перемирие на два года, казалось, дало Франции время для поправки. Но несчастная страна не могла найти себе покоя. Разбитые войска превратились в шайки разбойников, взятые в плен бароны доставали суммы, необходимые для выкупа, вымогая их у крестьян; эти притеснения и голод привели крестьян к бурному восстанию, и они стали убивать помещиков и жечь их замки; в то же время Париж, недовольный слабостью и неумелым управлением регентства, поднял против короны вооруженное восстание. «Жакерия», как называли то крестьянское восстание, была жестоко подавлена, когда Эдуард III снова предпринял опустошительное нашествие на страну, и без того обнищавшую. Лучшей защитой для нее оказался голод. «Я не мог бы поверить, — сказал об этом времени Петрарка, — что это та самая Франция, которую я видел столь богатой и цветущей. Глазам моим представились только страшная пустыня, крайняя нищета, невозделанная земля, дома в развалинах. Даже по соседству с Парижем всюду заметны следы опустошения и пожаров. Улицы пустынны, дороги поросли травой, все представляет собой огромную пустыню».

Опустошение страны заставило, наконец, регента Карла уступить, и в мае 1360 года был заключен договор в Бретиньи, небольшом местечке к востоку от Шартра. По этому договору Эдуард III отказывался от своих притязаний на корону Франции и герцогство Нормандия. С другой стороны, его герцогство Аквитания, охватившее Гасконь, Пуату и Сентонж, Лимузен и Ангумуа, Перигор и графства Бигорра и Руэрга, не только возвращалось ему, но и освобождалось от ленных обязательств по отношению к Франции и отдавалось Эдуарду III в полное владение вместе с Понтье, унаследованным от второй жены Эдуарда I, а также с Гином и вновь завоеванным Кале.

Глава II

"ДОБРЫЙ ПАРЛАМЕНТ" (1360–1377 гг.)

Если от потрясающих, но бесплодных событий иноземной войны мы обратимся к более плодотворной среде конституционного развития, то нас сразу поразит заметная перемена в составе парламента. Столь обычное для нас разделение его на Палату Общин и Палату Лордов не входило в первоначальный план Эдуарда I; в ранних парламентах каждое из четырех сословий: духовное, бароны, рыцари и горожане — сходилось, совещалось и разрешало субсидии отдельно от других. Скоро, однако, появились признаки того, что такое разъединение сословий подходит к концу. Правда, духовенство, как известно, упорно держалось в стороне; зато рыцари завязали тесные отношения с лордами благодаря сходству в общественном положении. По-видимому, бароны в самом деле скоро поставили их в почти равное с собой положение в качестве законодателей или советников короны.

С другой стороны, горожане вначале мало участвовали в работе парламента, кроме вопросов, относившихся к обложению налогами их класса. Но смуты царствования Эдуарда II, в которых их помощь была нужна знати, боровшейся с короной, увеличили их значение, и их право на полное участие во всех законодательных актах было подтверждено знаменитым статутом 1322 года. По причинам, не вполне известным, рыцари графств постепенно перешли от прежней своей связи с баронами к такому тесному и полному союзу с представителями городов, что в начале царствования Эдуарда III два сословия оказались формально объединенными под названием «общин», а в 1341 году распад парламента на две палаты завершился окончательно.

Трудно преувеличить значение этой перемены. Если бы парламент остался разделенным на четыре сословия, то его влияние в каждом крупном кризисе ослаблялось бы соперничеством и несогласованными действиями его составных частей. С другой стороны, постоянный союз рыцарства и знати превратил бы парламент в простое представительство аристократии и лишил бы его той силы, которую он черпал из своей связи с торгово промышленными классами.

Новое положение рыцарства, его социальная близость к знати, политический союз с горожанами в действительности соединили три сословия в одно целое и придали парламенту единство чувств и действий, на котором с тех пор всегда основывалось его значение. С этого момента деятельность парламента заметно активизировалась. Постоянная нужда в субсидиях в течение войны заставляла созывать его ежегодно, а с каждой субсидией он делал новый шаг к приобретению большего политического влияния. Ряд постановлений, разумно или неразумно регулировавших торговлю и охранявших подданных от притеснений и обид, а также важные церковные меры этого царствования выявляют быстрое расширение сферы парламентской деятельности. Палаты присвоили себе исключительное право разрешать субсидии и утвердили ответственность министров перед парламентом.

Но от вмешательства в чисто административные дела общины долго уклонялись. Желая свалить со своих плеч ответственность за войну с Францией, Эдуард III обратился к ним за советом по поводу одного из многих предложений мира. Они отвечали: «Что до Вашей войны, августейший государь, и до необходимого для нее снаряжения, то мы так