жидкими светлыми волосами, в глазах не ярость, а сожаление, бесконечное сожаление.

«Я здесь, рядом с тобой».

Молли Парк опустила крышку. Джошуа Парк застегнул молнию. У Блю сомкнулись веки.

«Я здесь».

Смерть (перевернутая)[69]

У Молли что-то отняли, отняли без ее согласия. Она наблюдает за тем, как ее муж, с которым она прожила столько лет, застегивает нейлоновый чемодан, и говорит ему, что им нужно уходить, вернуться вниз, и он соглашается, отвечает, что им надо будет придумать «легенду», но от этих слов становится только еще хуже.

«Есть только эта минута, – говорит себе Молли, – только одна эта минута, которая идет в счет. Все предыдущие минуты уже остались позади, то, что было сделано, изменить невозможно, а последующие минуты еще не наступили». И тем не менее у нее в сознании всплывают образы, которые она не желает видеть, чувства, которые она считала давно погребенными, поступки, совершенные ею, которые она не раздумывая совершит вновь, однако вспоминать о них ей не хочется.

Чемодан – просто чемодан из черной ткани, и только, в нем ничего нет, – дрожит и трясется, и это совсем не похоже на предыдущий раз. Тогда чемодан был неподвижен. Жутко неподвижен. Но не надо об этом думать.

Джошуа смотрит на чемодан, на рябь, пробегающую по его стенкам. Изнутри доносится сдавленный стон, и Джошуа говорит, что скоро все закончится. Он говорит, что все прошло бы значительно быстрее, если бы чемодан был жесткий, воздуха в него проникало бы меньше, но что тут поделаешь? Джошуа говорит ей, чтобы она спустилась вниз, ушла отсюда на какое-то время, у них есть дела, и Молли оглядывает себя – грязный, промокший свитер, который она надевает, только когда занимается ремонтом, мешковатые джинсы.

– Взгляни на меня! – говорит она. – Вид у меня ужасный. Надо переодеться.

Джошуа, стоящий по другую сторону от чемодана, отвечает, что выглядит она превосходно.

– Я выгляжу ужасно, – стоит на своем Молли, но Джошуа говорит, что это не так, что для него она всегда будет красивой, а чемодан на полу снова дергается; он стонет, затем наступает тишина.

На чердаке становится темно: Джошуа разворачивается к выходу, фонарик у него в руке и луч света поворачивается вместе с ним. Молли следует за ним, следует за лучом света вниз по лестнице и снова ощущает это, упадок жизненных сил, притяжение воспоминаний, которые она старается держать взаперти, но тщетно. Спустившись вниз, они закрывают дверь на лестницу, ведущую на чердак; Джошуа улыбается, целует Молли в лоб, и та говорит ему, что все будет в порядке, а он отвечает, что да, все будет в порядке, спрашивает, как ей нравится такая «легенда», и начинает говорить, нежно обнимая Молли за плечи, глядя ей в глаза.

Много-много лет назад он вот так же обнял ее за плечи и сказал, что все будет в порядке. Они находились в редком лесу, заваленном пустыми банками из-под кока-колы и пакетиками из-под чипсов. У Молли в ногах, свернувшись калачиком, лежал труп семнадцатилетнего подростка. Он лечился в наркологической клинике, в которой вот уже семь месяцев работала Молли, и у него уже дважды случался рецидив. Молли успела близко с ним познакомиться, выслушала все его рассказы о сломанной, пустой жизни наркомана. Узнала про его очаровательную младшую сестру. Парень говорил о ней так много, что Молли казалось, будто она прекрасно знает девочку, понимает ее; у нее разрывалось сердце при мысли о том, что это дерьмовое недоразумение заменяет мать своей младшей сестре, в то время как никакие ухищрения природы и науки не помогли Молли завести собственного ребенка. Молли поражалась тому, что служба социального обеспечения до сих пор не вмешалась, позволяя этому опустившемуся наркоману беспрепятственно взять на себя ответственность за другое живое существо, в то время как Джошуа и Молли подвергали строгим испытаниям, донимали придирчивыми расспросами, но в конце концов так и не позволили взять приемного ребенка, потому что хоть у них и были деньги, у них не было друзей, хоть у них и был свой дом, у них не было родственников, которые в случае чего поддержали бы их; даже несмотря на то что у нее был он, а у него была она, этого оказалось недостаточно.

Молли не хочет вспоминать то, как у мальчишки зажглись глаза, когда она привела его туда и показала шприц. Нет ничего хорошего в том, чтобы зацикливаться на подобных вещах, однако этот образ высасывается у нее из памяти словно кровь присосавшейся к коже пиявкой.

И вот сейчас, много лет спустя, Джошуа обнимает ее так, как обнимал в тот день. Тогда Молли позвала его, он поспешил к ней и обнял ее.

И вот теперь Джошуа снова ее обнимает.

– Когда спадет вода и прибудет помощь, мы расскажем вот что, – говорит Джошуа. – Мы расскажем, что наводнение явилось для Милтона ужасным потрясением, и ночью у него не выдержало сердце. А Блю, узнав об этом, не смогла оставаться в стороне и отправилась за помощью. К сожалению, вода разлилась, а дороги она не знала. Ее будут искать, но не найдут. Надеюсь, наш рассказ удовлетворит Сабину – она вернется к себе в Лондон, и больше мы ее никогда не увидим.

В подвале, затопленном водой, плавает сумка Молли с медицинскими инструментами и лекарствами, такими, которые не найдешь в обычной аптечке первой помощи. До сих пор у нее не было времени достать ее, но она решает заняться этим сейчас. В сумке есть препараты, которые остановят сердце Милтону. Он очень старый и больной, говорит себе Молли, и жизнь у него несчастная. К тому же он всюду сует свой нос, мерзавец.

– Наверное, лучше будет оставить Сабину накаченной снотворным, по крайней мере до тех пор, пока ее не заберет скорая помощь, – продолжает Джошуа. Молли соглашается с ним, говорит, что у нее в сумке полно необходимых препаратов, и она ждет, когда же наконец придет это чувство спокойствия, устойчивое сознание того, что их план осуществляется, что они выйдут из этой переделки, одержат победу, получат все необходимое, однако оно не приходит.

Недавно они с Джошуа стояли над Джего и обсуждали то же самое. Как поступить с мальчишкой, который рано утром спустился вниз и попытался проникнуть в их личные покои. Молли услышала шум и выпроводила Джего на кухню, где с невозмутимым лицом выслушала все его обвинения невесть в чем. Обвинения в том, что его одурманили снотворным, а его тело – это священный храм, он знает, точно знает, что ему дали какую-то дрянь, но что именно? Чем его отравили? На что Молли ответила, что она не сделала ничего дурного