По мере того как они ехали по городу, все пассажиры один за другим покидали карету, пока наконец внутри не осталась лишь чета Даггер.

Впервые с тех пор, как они покинули дом Деннингов, в пространстве между ними воцарилась тишина. Хоуп, однако, больше не напрягалась, разделяя эту тишину. Она чувствовала себя комфортно, сидя напротив своего мужа, довольная собой. Счастливая. Казалось, нет необходимости заполнять тишину пустыми словами. Она смогла в одиночку одолеть своего преследователя, к тому же бывшего любовника ее матери, и выйти сухой из воды. Ее друзья и Эзра (могла ли она отныне тоже считать его своим другом?) поддержали ее. А Кайден…

Кайден встал на ее сторону, ни секунды не сомневаясь.

Ему не нужно было ничего говорить. Своим поведением муж доказал ей, что ему не все равно, поддержав ее и одновременно пригрозив Свитину.

Новое чувство удовлетворения наполнило ее грудь: она больше не была одинока в этом мире. У нее появилась новая семья, которая ценила ее такой, какая она есть, и позволяла ей самой принимать решения. Она наконец-то обрела свободу, о которой мечтала в детстве.

Но она не знала, что мужчина перед ней не разделял того же умиротворения: Кайден изо всех сил старался прикусить язык и не нарушать молчание. Он не хотел открываться жене в своих чувствах в карете, посреди шумных улиц Лондона. Он хотел вернуться домой, обнять ее и рассказать ей все, что лежало у него на душе.

«Я даже не знаю, с чего начать», – подумал он.

Дома Делабост, как обычно, встретил их кисло. Он не стал спрашивать, почему они так быстро вернулись с бала у Деннингов. Он уже понял, что лучше ничего не знать о странной светской жизни своих господ.

Пара без единого слова поднялась по лестнице и прошла в главную спальню. Сначала Хоуп, напевая какую-то мелодию себе под нос. Затем Кайден, не проронив ни звука.

Он закрыл за собой дверь и прислонился к ней, наблюдая, как его жена садится в одно из кресел у окна. Он рассматривал ее с комком в горле, пока она снимала свои кольца и туфли с мягкой полуулыбкой на лице, которая не была обращена к нему. Разувшись, Хоуп встала и расширила улыбку, поймав его взгляд.

Даггер почувствовал, как в груди что-то защемило. Он сглотнул. Он пытался заглушить этот давящий страх потерять ее. Он все еще не мог привыкнуть к этому.

«Возможно, я никогда так и не привыкну».

– Прости меня, – прошептал он.

Хоуп нахмурилась, прежде чем сесть обратно.

– За что ты извиняешься?

Кайден вздохнул и поднял глаза к потолку. Он сделал это, чтобы собраться с силами, прежде чем наконец оторваться от двери и направиться к ней. Он опустился перед женой на колени и нежно взял ее руки. Хоуп сглотнула.

– Почему?

– Я прошу у тебя прощения за слишком многое. – Его ясные глаза смотрели в пустоту с выражением полнейшего презрения. Затем они резко переместились на Хоуп. – Прости за то, что тебе пришлось пережить сегодня. Если бы я только мог раньше догадаться о замыслах этого человека и о том, что он тебе не интересен…

– Ты действительно думал, что я хочу стать его любовницей? – тихо спросила она.

– Я не знал. – Кайден ласково сжал ее ладонь. – Кто я такой, чтобы указывать тебе, что ты должна или не должна делать? После долгих лет твоего заточения в собственном доме я не хотел становиться тебе новым тюремщиком. Когда мы поженились, я поклялся, что не буду им. Поэтому я решил, что, если ты обдумываешь принять его предложение или если ты уже приняла его, это не мое дело. Я лишь хотел, чтобы ты была свободна в своих решениях, поэтому я придержал язык за зубами и уехал. – Он покачал головой. – Потом я попытался заставить тебя выбрать меня. Я спросил совета Эзры, как убедить тебя отдать предпочтение мне, а не этому лорду…

– Подожди. – Щеки Хоуп покраснели. – Так вот почему ты вернулся с севера таким…

Кайден смущенно кивнул.

– Это была… неуклюжая попытка. Я подумал, что если ты поймешь, что я… – Он замолчал. – Прости. Если бы я знал, что этот ублюдок на самом деле угрожает тебе, я бы… Боже, я бы убил его голыми руками.

– Я знаю. Я ничего не сказала тебе, потому что не хотела доставлять тебе неприятности. Или беспокоить. Кроме того, ты казался таким убежденным…

– Ты никогда не беспокоишь меня, – перебил он ее. Он снова сжал ее руки и поднес их ко рту. – Никогда.

Он поцеловал костяшки ее пальцев. От этой нежной ласки Хоуп задрожала.

– Теперь я понимаю, что должна была во всем признаться тебе, Кайден, – пробормотала она. – Я должна была попросить тебя о помощи.

– Если тебе она была нужна, то да. – Он смотрел ей в глаза, заставляя ее сердце бешено колотиться в грудной клетке. – Когда бы я тебе ни понадобился, я буду рядом, пташка. Ты больше не одна.

Хоуп не хотела плакать. В прошлом она слишком много плакала, поэтому лишь энергично закивала в ответ.

– Так я и буду делать.

– К слову, – добавил он ледяным тоном, – я сделаю так, что этот ублюдок никогда больше даже не заговорит с тобой. Я узнаю все, что смогу, о его секретах, а они у него точно есть, и, вероятно, столь же извращенные, как и он сам, на случай, если ему снова придет в голову приблизиться к тебе или к твоим близким. Я украду тот гребаный портрет, который у него есть. А еще я…

– Хорошо, хорошо. – Хоуп издала короткий нервный смешок. – Давай прекратим говорить о лорде Свитине, пожалуйста. Он того не стоит. Уже не стоит.

Кайден фыркнул через нос, но в конце концов согласился, кивнув. Он не отпускал ее руку. Более того, он сжимал ее еще крепче.

«Кажется, он хочет что-то сказать, но не может найти слов», – подумала Хоуп. Она слишком хорошо знала, каково это – ощущать, как гнев застревает в горле и не может излиться словами, поэтому она терпеливо ждала, когда он снова заговорит.

Однако Кайден не двигался в течение следующей минуты. И еще одной. Секунды тянулись долго и напряженно, пока девушка не испугалась, не случился ли с ним припадок. Возможно, ее муж навеки так и останется коленопреклоненным и немым…

– Кайд…

– Я не жалею тебя. – Глаза Хоуп расширились, и еще больше после того, как она увидела, что он положил голову ей на колени. – Я никогда не испытывал к тебе жалости.

– Все в порядке, – поспешно сказала она. – Я понимаю…

– Я был зол на то, что они сделали с тобой, на то, как с тобой обращались родители и общество в целом, – продолжал он. – Но на тебя – нет. Я