— Вы подменяете понятия. Мировой пролетариат и здешние русские рабочие-железнодорожники, немногие из которых в самом деле заражены колонизаторским шовинизмом, — далеко не одно и то же. Таких рабочих будем воспитывать или изгонять за пределы Туркестана. Вот как обстоит дело. Ну а если у кого и существует боязнь вооруженного мусульманина, то посоветую таким вытравить из себя эту мысль, этот предрассудок путем глубокого и всестороннего обдумывания этого вопроса. Мы должны согласиться с вами вот с чем: если, с одной стороны, является вредным русофильство, то, с другой — столь же отрицательным нужно признать чрезмерное национальное чувство мусульман, раздраженное долгой шовинистической политикой, которая здесь проводилась. То и другое должно быть оставлено! Вы согласны со мной?

— Я об этом скажу на конференции...

Он ушел. А Валериан Владимирович долго сидел в глубокой задумчивости, взвешивая каждое слово Рыскулова. Что с ним происходит за последнее время? Нет, ни в чем убедить его не удалось.

На словах Рыскулову хочется объединить в одну республику мусульман всего мира. Красиво и заманчиво. А чтобы мусульмане всего мира пошли за Рыскуловым, признали его своим вождем, он готов пожертвовать классовым принципом. Дескать, нет ни узбеков, ни туркмен, ни киргизов, ни богатых, ни бедных, а есть единая тюркская нация. Высмеивая позицию Рыскулова, Тюракулов иронизирует: «Святой Коран и святой ислам ничего не говорят о делении на классы». Рыскулов — национал-уклонист. Вот он кто! Ему только кажется, будто у него иная форма сознания. Все это уже было, было. Были бундовцы со своими претензиями на национальную исключительность; была Центральная рада — «единственная защитница» интересов украинского народа; были мусаватисты; были идеи «культурно-национальной автономии», разъединяющие пролетариат по национальному признаку, за которые дружно ратовали кадеты, меньшевики и ликвидаторы; белорусская громада; армянские дашнаки; грузинские социал-федералисты и прочая, и прочая. Национальный эгоизм, стремление обособиться, замкнуться в свою национальную скорлупу, отгородиться китайской стеной от классовой борьбы мирового пролетариата, разрушить пролетарскую солидарность, грабить свой народ, свой пролетариат, свое крестьянство — все было, было. Были Бухарин и Пятаков, отрицающие право наций на самоопределение, с их лозунгом: «Прочь границы!» Были «ревнители грядущего дня», запугивающие тем, что коммунизм в конце концов капитулирует перед национализмом в масштабе всего мира. Все было. Почему человечество с таким трудом и с такой кровью осознает свою собственную пользу?..

Когда в Центральной России произошла Октябрьская революция, Турар Рыскулов восторженно приветствовал ее, потом участвовал в создании и укреплении Туркестанской АССР, которая вошла в РСФСР. Когда Туркестан оказался в полной изоляции, окруженный со всех сторон врагами, Рыскулов не помышлял о создании так называемой «мусульманской армии», об образовании тюркской республики, управляемой чистыми мусульманами. Он выступал с речами, в которых доказывал, что только в союзе с великим русским народом возможно само существование Советского Туркестана и что вся надежда мусульманских трудящихся масс на Красную Армию, что главная задача коммунистов — раскрепощение трудящихся угнетенных национальностей.

Так Рыскулов говорил совсем недавно. Тогда, когда казачий атаман Дутов захватил власть в Оренбурге, а в Коканде образовалось буржуазно-националистическое правительство, выступавшее за «культурную автономию». Советская власть едва-едва утвердилась в Ташкенте, Самарканде, Ашхабаде и других городах. Красногвардейские отряды обливались кровью, отстаивая завоевания революции. Рыскулов клялся в интернациональных чувствах Кларе Цеткин, приезжавшей в прошлом году в Ташкент...

Как тут все началось?..

В ночь на 28 октября 1917 года Туркестанский комитет Временного правительства, не желая отдавать власть Советам, пытался разоружить революционные 1‑й и 2‑й Сибирские полки. Сражение революционных солдат Ташкента и красногвардейцев длилось четыре дня. Юнкера и казаки сложили оружие. Власть перешла в руки Советов. Да, вот с этого, пожалуй, все и началось. Судили главаря мятежа графа Доррера, который признал, что «большевизм — это широкое народное течение» и что «была допущена громадная ошибка, когда пытались бороться с ним».

Осенью 1918 года лидеры ашхабадских эсеров «пригласили» в Закаспий английские войска генерала Маллесона. В Туркестане появился брат известного белого генерала Корнилова. Он организовал заговор, который охватил всю территорию края. Корнилов активно привлек к антисоветскому движению басмачей. То был заговор «Туркестанской военной организации», руководители которой были связаны с английской миссией; она и направляла деятельность подпольной заговорщической организации. План борьбы с Советской властью предусматривал совместное выступление всех контрреволюционных сил — Дутова, ашхабадских мятежников, главарей контрреволюционных туркменских племен, басмачей, войск бухарского эмира и хивинского хана. Полковник Зайцев повел своих казаков на Ташкент. Но был разбит и пойман. Потом произошло в Ташкенте восстание Осипова. Это было особенно коварное восстание, так как во главе его тайно стоял военный комиссар, командующий вооруженными силами края, член коммунистической партии. Он приказал расстрелять Председателя ЦИК Туркестанского края Вотинцева, Председателя Совнаркома Фигельского, Председателя Ташкентского Совета Шумилова и еще одиннадцать видных советских работников и объявил военную диктатуру. Комендант крепости двадцатичетырехлетний унтер-офицер Иван Панфилович Белов встретил мятежников огнем и разогнал их. Осипову удалось удрать к басмачам, с собой он прихватил золото из Государственного банка.

Но и после разгрома всех этих заговоров и мятежей буржуазно-националистические элементы туркестанской реакции не угомонились и, наверное, долго не угомонятся. Националисты из пантюркистской организации «Единение и прогресс» поднимают малосознательных дехкан на борьбу под флагом «защиты ислама», «туркестанской автономии», «независимости». Объединились русские кулаки и басмачи Мадамина, которому Колчак присвоил звание полковника. Мадамин-бек создал свое Временное ферганское правительство, куда вошли царский генерал Муханов, крупный торговец хлопком Азизханов, присяжный поверенный Ненсберг. Трогательное единство. Рыскулов только еще мечтает о «мусульманской армии», а вожак басмачей Курширмат уже создал ее, объявил себя «верховным предводителем мусульманского воинства», «борцом за ислам», «защитником угнетенных». И басмач Мадамин-бек сформировал «мусульманскую народную армию».

Мутная волна пантюркизма и панисламизма... Не унесла бы она Турара Рыскулова, не превратила бы в «защитника угнетенных» наподобие басмаческих курбашей Иргаша, Мадамина и Курширмата...

— А кто будет вооружать вашу «мусульманскую армию»? — спросил Валериан Владимирович Рыскулова, перед тем как тому уйти.

Турар смутился. Потом выдавил из себя:

— Мы ведь не собираемся совсем порывать с Советской Россией. Россия даст нам оружие.

— А кто будет готовить офицеров для «мусульманской армии»? Сейчас? Перед лицом империалистов?

Рыскулов не нашелся, что ответить.

Конференция проходила бурно. В центре внимания всех делегатов были двое: Рыскулов и Куйбышев. Диспут начал Рыскулов. Он был настроен воинственно. Правда, говорил спокойно, солидно, без выкриков, обаятельно улыбался, пересыпая речь мудрыми изречениями: «Кто продает совесть и честь ради желудка и тщеславия, тот с легким сердцем продаст и отца, и