Половина счастливых едоков внимательно посмотрела на свою лепешку и несвежий морковный сок, а остальные уставились на нее. Она бросилась ко мне, ее маленький блокнот раскачивался.

— Он послал своего приятеля в «Кошку с пальмовым маслом» сказать мне, что хочет одолжить десять фунтов, потому что проколол по дороге шину и у него не нашлось денег на ремонт. Он сказал, что придет завтра, чтобы отплатить мне любовью и поцелуями. Но он так и не сделал этого. А теперь посмотри на него, одетого в классные шмотки и все отрицающего.

Я опрокинул стул, торопясь встать.

— Что ты сказала, лживая девчонка? Какой приятель? У меня нет приятеля.

Она повернулась к Филлис.

— Понимаешь? Полагаю, он так бросает многих женщин. И я сказала, что люблю его. Я не могу в это поверить. Он сказал, что тоже меня любит.

– Мужчины так делают, – сказала Филлис.

Не думаю, что когда-либо я был настолько близок к душевной агонии, как тогда, когда стоял там. Или был, но другие разы забыл.

— Что это был этот парень? Он был слепым? У него была собака?

Эти вопросы распалили ее еще больше. Она издевалась.

— Понимаешь? Он пытается выбраться из этого дерьма.

У Филлис было самое честное лицо, которое я когда-либо видел, и в нем все еще хранились следы человеческих чувств, и я хотел заняться с ней любовью тут же, но знал, что у меня очень мало шансов.

— Они все так делают, — сказала она. — Дикие лошади не вытянут из них правду. Этого достаточно, чтобы разбить тебе сердце.

— Если бы какой-нибудь из этих ножей был достаточно острым, я бы его зарезала.

Поблагодарив себя за то, что я не встретил ее в какой-то мясной лавке, я вытащил из бумажника десятифунтовую банкноту, чтобы отплатить ей.

— Если ты не можешь сказать мне, кто это, это несправедливо.

— Справедливо? — сказала она. — Ты используешь это слово? Вот что сказал этот ублюдок-панда. Он продолжал использовать слово «справедливо». Я сказала, что у меня нет десяти фунтов, но он сказал, что было бы несправедливо с моей стороны удерживать их, пока мой парень пытается вылезти из затора. Я одолжила деньги в кассе. Я дала их ему. А после того, как я получила зарплату и пошла положить десятку обратно в кассу, босс увидел меня и выгнал. Мне пришлось ехать автостопом в Лондон, и по дороге меня дважды чуть не изнасиловали.

— Ты видишь, что ты натворил? — Филлис обняла ее за плечо, когда она снова заплакала.

Должно быть, этот ублюдок-панда совершил преступление по пути на север, в ночь после того, как я дал ему двадцать фунтов. Я всегда думал, что я безнравтвенный, но мне не нравилось иметь доказательства того, что некоторые люди хуже.

— Вот, возьми это. Я всегда возвращаю свои долги, даже если кто-то другой взял взаймы. Но я ни разу не был на шоссе с проколотым колесом и уж точно не посылал к тебе Рональда Делфа взять денег взаймы.

— Ты этого не сделал? — Этти положила деньги в карман.

— Нет, и мне очень жаль, хотя это и не моя вина. Я буду нести ответственность за то, что делаю сам, а не за то, что другие произносят мое имя всуе. Но чтобы  помириться, я приглашаю вас обеих на ужин к Рэддишеру. Мы будем есть хорошую говядину и пить красное вино, а после десерта я выкурю сигару «Монте-Кристо», чтобы выбраться из подвала депрессии, в которую меня погрузила бесчеловечность мужчины по отношению к женщине. Договорились?

Этти рассмеялась. То же самое сделала и Филлис, которая сказала:

— Я не думаю, что запрет атомной бомбы принесет какую-то пользу кому-то вроде вас.

— Есть только одно: когда я в следующий раз увижу Рона Делфа, панду-поэта, я изобью его. Нет, пожалуй, не буду. Невозможно исправить неисправимого, тем более поэта. А пока мне пора выбираться этого дворца Щелкунчика, так что я встречусь с вами на станции метро «Ковент-Гарден» в семь тридцать.

Прежде чем кто-либо из них смог возразить, я поцеловал их обеих и ушел, позволив по крайней мере половине клиентов вернуться к уничтожению нутбургеров, которые  выглядели как предметы, о которых я бы предпочел не упоминать.

Такси чуть не сбило меня возле Чаринг-Кросс, но это была не вина водителя. Я никогда не могу дождаться свободного промежутка между машинами, прежде чем выехать на дорогу, но уклоняюсь от лондонского движения, как голубь в своего рода рулетке, которая поддерживает меня в форме и бдительности, пока однажды большие колеса, несомненно, не проедут надо мной. Но после встречи с Этти и Филлис в «Корыте» я почувствовал, что могу справиться с Блэскином со своей обычной сыновней нечестивостью. Я еще хотел в дерьмо-роман поставить пару завершающих глав, и он мне об этом напомнил, как только я открыл дверь:

— Как я смогу жить, если ты не сдашь мои книги вовремя?

— Было бы полезно, если бы ты сам писал их время от времени.

Я бросил сумку и пальто на пол.

— Есть что-нибудь поесть? Меня только что вышвырнули из вегетарианского ресторана.

— Кто тебя выбросил? Кстати, твоя мать вернулась сегодня утром. После того, как пришла открытка с сообщением о ее прибытии, она постучала в дверь. Я лежал в постели с миссис Драдж, так что возвращение домой было не очень удачным, хотя я должен был знать, что она придет без предупреждения, потому что на открытке не было печати. У меня так упало сердце, когда я увидел ее, что мне понадобится батискаф, чтобы спуститься и вернуть его. Или выпить. Выпей еще.

— Мне бы хотелось поесть и, может быть, выпить.

— По крайней мере, я надеялся, что она вернется слишком поздно для коктейльной вечеринки, которую устраивают сегодня вечером в честь публикации моей двадцать пятой книги. Теперь мне придется ее забрать с собой. Добро пожаловать и тебе тоже. Возможно, неплохо было бы время от времени играть семьянина. Я пойму, о чем говорю, когда окунусь в любящую и ужасающую семейную сагу.

Он открыл холодильник и взял банку роллмопсов, пачку калифорнийского редиса, итальянскую салями и израильскую дыню. Из ящика достал хлеб.

— Жаль, что миссис Драдж ушла, иначе она могла бы нарезать нам это. Я всегда при этом режу палец. Будь хорошим парнем, Майкл.

Я отрезал несколько кусочков, а затем приступил к работе над дерьмовым романом, чтобы немного расслабиться в своей беспокойной жизни. Я выкачивал страницу за страницей. У любовника в коттедже «Тиндербокс» теперь были муж и жена в плену в коттедже «Пепперкорн», и он начал рассказывать