11 апреля в Канцелярии от строений начинаются прения о лучшем сооружении Андреевского собора. Протокол этого заседания сохранился до наших дней.

С одной стороны, самоуверенный обер-архитектор, не желающий признать свою ошибку. С другой — приехавший из Киева зодчий, который эту ошибку должен доказать. Силы сторон неравны. Битва Давида с Голиафом.

Во главе стола, покрытого зеленым сукном, восседает генерал-майор Фермор — начальник Канцелярии. Важный, самоуверенный Растрелли и робеющий перед начальством Мичурин — друг против друга.

Обер-архитектор сразу переходит в наступление: виноват Мичурин. На присланных им обмерных чертежах «мачтап не показан». А без оного он ничего точно сделать не может.

Сдерживая себя, Мичурин не спеша разворачивает чертежи. Да, действительно, на неких листах «мачтапа» нет, но правильная мера фигурам написана цифрами.

Растрелли, даже не взглянув, небрежно отводит чертежи. Главное — масштаб, а коли его нет, то и делать точные модели не можно.

Мичурин, не протестуя, задает каверзный вопрос: в проекте обер-архитектора алтарные окна меньше церковных, а модели их украшений посланы одной меры.

Как быть в сем случае?

Спасая обер-архитектора, вмешивается Фермор: делать всё по опробованным ее императорским величеством чертежам, которые сочинены и представлены графом де Растреллием.

Ощущая поддержку, обер-архитектор небрежно бросает: лишек у моделей можно отпилить…

Фермор, поддакивая, кивает головой.

Но можно не пилить лекала, а уменьшить размеры фигурных обрамлений. Он, Мичурин, берется за это.

Растрелли понимает, что совершил просчет, но признаться не может. Гордыня не допускает. Ну что же, если Мичурин будет переделывать, он пока приготовит расчет нового каменного свода главного купола вместо задуманного — деревянного…

Вновь вступает Фермор. Он обязан охранять устои государства — чинопочитание. Не должен нижестоящий посягать на авторитет вышестоящего. Архитектор Мичурин масштаб на чертежах не указал и в Петербург приехал самовольно, «и в заплате в проезд его прогонов учинен, который следовало бы за штраф с него… взыскать, но и без приезду его обойтись неможно, то взыскание отставить, а прогоны не оплачивать и засчитать как штраф…».

Заседание окончено без обычного в этих стенах «шума и лая». Иван Федорович Мичурин возвращается в Киев. Обер-архитектор спешит на строительную площадку Смольного монастыря — любимого детища.

Наконец в 1752 году Андреевский храм закончен вчерне. Остались отделочные работы внутри и снаружи. На 40 метров вознесся он над горой на фоне синего неба. Пример рукотворного единства творения человека и природы.

В плане храм — четырехконечный крест с укороченными северной и южной ветвями. Восточный конец креста закруглен апсидой, западный — вытянут для притвора. Центральный подкупольный объем очень просторен. Его ширина равна примерно двум третям ширины храма, высота — 13,5 метра. А над ним величественный барабан высотой 10 метров и диаметром 13 (при общей ширине церкви 23 метра). Огромный купол, завершенный грушевидной главкой, венчает всю композицию.

Чтобы несколько погасить распор купола, Растрелли поставил по углам квадрата контрфорсы, обозначенные с трех сторон парами восьмиметровых колонн на высоких пьедесталах. Контрфорсы завершаются легкими башенками с декоративными главками. Тем самым храм смотрится пятикупольным.

Стремительное движение ввысь колонн и пилястр на фасадах церкви чуть задерживается карнизом и вновь продолжается колоннами на декоративных башенках и вертикалями пилястр на барабане купола, затихая на острых вершинах главок.

Устремленность вверх к синему небу, исчерченному крыльями быстрых стрижей, подчеркивают и восемь окон барабана, и восемь люкарн купола в помпезных резных рамах с головками херувимов. Белые колонны, пилястры, карнизы и лепные украшения на голубом фоне стен придают всему строению нарядный вид. И при внимательном, долгом рассмотрении отчетливо сознаешь, что сам храм только основание, постамент для торжественного пятиглавия.

Андреевская церковь — лишь поиск, подступ, нащупывание главного и единственно возможного решения будущего собора Смольного монастыря.

III

«В чем молод похвалится, в том стар покается!» Может, следуя этой поговорке, веселая царица Елизавета решила накануне своего сорокалетия построить величественный монастырь. Там, в тишине и покое, завершит она дни свои, лишь изредка вспоминая с замиранием сердца о бурно прожитой молодости.

Указано было строить монастырь небывалый по красоте и великолепию — памятник благополучному царствованию. Сто двадцать девиц благородных семей составят окружение будущей настоятельницы. Для каждой — отдельный апартамент, с комнатой для прислуги, кладовкой для припасов и кухней. Для игуменьи, оставившей императорский трон, — отдельный вместительный дом.

1 марта 1749 года последовал из Москвы высочайший указ: «Чертежи всему строению от нас апробованные имеет обер-архитектор Растрелли, который в заложении фундаментов и в возвышении стен, и в деле кровель, и в пропорциях и украшениях и в протчем во всем смотрении иметь должен».

Народ был обязан видеть и знать, что матушка-императрица ничего не жалеет для укрепления веры и украшения «дома Божьего».

Указ о строительстве монастыря был издан, а по свидетельству архитектора, чертежи были «изустно апробированы, а не подписаны». Генерал-полицмейстер Петербурга Алексей Данилович Татищев доносил о недовольстве строительных мужиков жестокой работой, плохой пищей и жалким жалованьем и ничего не сообщал о восторгах столичных жителей новостроящимся монастырем.

Жизнь в России текла в разных планах и измерениях. Указы не всегда соответствовали возможностям, а желания правительницы не всегда находили отклики в сердцах народных.

Будущий Воскресенский Новодевичий монастырь очень быстро, для краткости, стали именовать «Смольным» по расположенному рядом еще со времен царя Петра Смоляному двору для нужд флота.

Чтобы ускорить и облегчить возведение монастыря, при Канцелярии от строений создали специальную контору во главе с бригадиром Яковом Мордвиновым. А на деле бригадир только мешал обер-архитектору, отменял его указания, отдавал собственные неразумные распоряжения, чем вызывал у Растрелли очередные взрывы гнева и даже приступы отчаяния. Противостоять отлаженной канцелярской системе он не мог, изменить ее было выше его возможностей. Приходилось терпеть и мириться.

Сегодня, по прошествии двух столетий, только немногие специалисты знают о всех мытарствах Растрелли, о его ссорах и скандалах с Мордвиновым, имя которого вообще не вспоминают. Безвестными остались тысячи погибших от непосильной тяжести труда и голода. Но существует ансамбль Смольного монастыря — образец величавой и соразмерной красоты. И жители города, и его гости приходят к нему, чтобы принести дань восторга и неподдельного восхищения.

В создании монастыря принимали участие десятки, а может, и сотни различных мастеров и художников: резчики по дереву и штуку, лепщики, камнерезы, позолотчики, живописцы. И каждый из них, хотя бы в силу собственной индивидуальности, мог внести и, вероятно, вносил нечто свое, самобытное. Эта не всегда осознанная самостоятельность исполнителей порождала некие различия в привычном наборе барочных декоративных украшений. Пристально вглядевшись, можно заметить, как разнятся меж собой,