С пригорка открывался неплохой обзор на знаменитый лилейный пруд Ботанического сада, а вот пес снова скрылся из виду.

Ну, ладно, подумал Ник, он сделал все, что мог.

– Эй, Сири, – обратился он к телефону. – Звонить Лауре Митчелл.

– Простите, – ответила Сири. – Я вас не расслышала.

Его Сири была довольно старой версией и в последнее время страдала от проблем со слухом.

– Звонить Лауре Митчелл, – внятно произнес он, но тут увидел пса, тяжело ковылявшего вверх по склону на той стороне пруда куда-то в сторону хвойного леска.

– Какой Лауре вы бы хотели позвонить? – спросила Сири, высветив на экране телефона варианты, но Ник не обратил на них внимания.

«Как пройти?» – гадал он. Какой путь короче – по правому или по левому берегу пруда? Хотя… был и третий вариант.

Через середину пруда шла узенькая бетонная плотина, по которой стекали ручейки воды. Если пройти по ней, то даже ног не замочишь, подумал Ник. Нужно так и сделать, решил он, нужно просто пройти через середину пруда.

Плотина была не у́же, а может, даже шире его ступни; ей было далеко до струны между небоскребами. И тем не менее, Ник почувствовал, как зачастил его пульс, словно он пытался исполнить смертельный трюк. Левая нога, правая нога, левая нога, правая… Но затем он в спешке наступил на лист лилии, вместо того, чтобы аккуратно поставить ногу под него. Поверхность листа была скользкой. Нога Ника скользнула в сторону. Не задумываясь он раскинул руки в стороны, чтобы восстановить баланс, и, сделав это, выронил свой телефон. Раздался легкий всплеск, и больше ничто не напоминало о камнем пошедшем ко дну мобильном.

– Нет! – вскрикнул Ник, ведь, хоть его телефону было далеко до новейшего айфона, однако он был вторым по ценности имуществом Ника, после его велосипеда. Он встал, уперев руки в бока и уставился в темную воду, заросшую листьями. Его телефон исчез, и с этим ничего нельзя было поделать. Но теперь он был просто обязан найти пса. Если он его найдет, потеря телефона станет частью подвига. Если нет – обычной глупостью.

Фиби Винтергрин казалось, что они с Люком были единственными зрителями, которые пришли смотреть «Ромео и Джульетту» без одеяла для пикников, корзинки с соусами и крекерами, вина и пластиковых стаканчиков. Хоть Люк и подложил свою куртку, чтобы они могли сесть, ладони Фиби, которыми она упиралась в покрытый росой газон, онемели, а подол юбки отсырел.

Они по очереди прикладывались к бутылке имбирного пива Стоун, которую Фиби умыкнула из кладовки, с полки, на которой мама держала дешевый алкоголь для выпечки, но, хотя начало у вечера было довольно многообещающим, Фиби чувствовала, как тают все ее надежды. Определенно, если бы Люк хотел, он бы давно взял ее за руку. Ради всего святого, они сидят здесь уже три акта.

Тибальта – расхаживающего по сцене, крутя тяжелые мечи в обеих руках – играла женщина. Она была высокой и внушительной, с огненно-рыжими волосами, заплетенными в две тугие косы, и костюмом, заставляющим вспомнить о валькириях. Меркуцио, уже лежащий у ее ног, был не в костюме викинга, а бархатном смокинге времен Оскара Уайльда.

– Дух Меркуцио еще не отлетел так далеко, – произнес разгневанный Ромео, глядя в небеса, – чтобы тебя в попутчики не жаждать. Ты или я разделим этот путь.

Костюм Ромео тоже отличался по стилю от прочих. На нем была простая белая рубашка и бриджи по колено из грубой ткани, из-за чего он походил на пастуха, только что пригнавшего коз с альпийских лугов.

Тибальт, полный презрения, направил острие клинка в горло Ромео, и зрители дружно выдохнули, когда актриса произнесла свои слова:

– Нет, только ты. Ты в жизни с ним якшался, ты и ступай!

Но Ромео уклонился от атаки, поднял свой меч и приготовился к битве.

– Еще посмотрим, кто! – воскликнул Ромео и бросился на Тибальта.

Пока Ромео и Тибальт сражались, Фиби показалось, что она заметила собаку. Она, прихрамывая, огибала зрителей справа, а за ней следом спешил парень в смокинге.

– Смотри, – шепнула Фиби Люку. – Вон там.

– Это часть пьесы? – прошептал Люк в ответ. – Я такую версию не знаю.

– Что он делает?

– Думаю, пытается ее поймать.

Фиби видела, что парень в смокинге пытается держаться как можно тише и незаметнее, но ему это не особо удается.

Когда собака добралась до края освещенной сцены, парень в смокинге кинулся к ней. Но в планы животного не входило быть пойманным. Собака тявкала и вертелась, кровь, текущая из раны у нее на челюсти, заливала белую рубашку парня. Наконец, она шлепнулась на землю, взвыв от боли. Затем, прихрамывая, кинулась прочь, наполовину повернув голову, чтобы не терять из вида своего преследователя. Фиби прижала руку ко рту, когда собака кинулась прямо между дерущимися Ромео и Тибальтом.

– Что за черт! – вскричала Тибальт, отшатываясь от комка грязного меха, кинувшегося ей под ноги.

Фиби показалось, что собака хотела пробежать сцену насквозь и выбежать с другой стороны, но затем, заметив блеск крутящегося мельницей меча Ромео, животное сменило направление. Среди зрителей послышались нервные смешки, никто толком не понимал, что происходит, бедная собака металась по сцене туда-сюда, путаясь под ногами то у одного дуэлянта, то у другого, а парень в смокинге притаился на границе света и широко раскинул руки, словно надеялся поймать собаку в ловушку, если она кинется в его сторону.

Затем появилась сама Элисон Тарф – режиссер пьесы и директор компании – одетая в черную униформу кулисных рабочих, с белыми волосами, растрепавшимися, пока она гонялась за причиной переполоха. Но собака увернулась от нее, пробежала между ног Тибальта, заставив ее потерять равновесие и рухнуть на Ромео, попутно ударив его рукоятью меча в лицо. Ромео выронил свой меч и вскрикнул от боли. Большинство сидевших на пледах людей встали на колени, пытаясь разглядеть, что происходит.

– Мой зуб! Мой зуб! Я потерял чертов зуб! – закричал Ромео.

– Это все по-настоящему? – спросил Люк у Фиби.

– Я понятия не имею, что происходит.

Лицо и руки Ромео были в крови, а Меркуцио – до этого лежащий убитым на авансцене – внезапно сел.

– Это же, черт возьми, мой передний зуб! – кричал Ромео.

Тибальт, опустившись на четвереньки, прочесывала сцену.

– Я нашла его! Нашла! – воскликнула она, держа что-то между большим и указательным пальцем.

Ту Элисон Тарф удалось, наконец, поймать уставшую собаку в объятия. Она так и вышла в середину сцены с собакой в обнимку.

– Мы приносим самые искренние извинения, – говорила она, слегка запыхавшись, – за непредусмотренные трудности, возникшие в ходе представления. Пожалуйста, пообщайтесь друг с другом, пока мы немного не перестроимся.