За все это время единственное, что ему удалось узнать – и то, потому что она сама об этом заговорила – было то, что она флорист. Где? В этом городе? В каком районе? Он не спросил. Он оказался невероятным идиотом.

На самом деле, она, скорее всего, замужем, за каким-нибудь впечатлительным и утонченным художником-абстракционистом, или за драматургом с бакенбардами. Или, если уж на то пошло, за поэтессой с исключительной грудью. Но что, если нет? Он никогда особо не задумывался о химии, но в этот раз его зацепило то, как она пахла. Как сирень после дождя. Она была стройной и темноволосой, с сексуальной хрипотцой в голосе. А еще остроумной и смешливой, а сверх того, чем-то неуловимо знакомой, словно он уже знал, каково это – просыпаться и видеть ее кудрявую голову на своем плече. Именно поэтому он решил осматривать все цветочные магазины города и пригородов подряд, пока не найдет ее.

Но кто же знал, что их будет так много? Ее не оказалось в гламурном цветочном магазине рядом с больницей, в котором продавали розовых и голубых плюшевых медведей и фольгированные шарики со сверкающими надписями. Не нашел он ее и в роскошных цветочных бутиках делового центра города. Он на многое надеялся, когда нашел цветочную лавку в азиатском стиле – на ее витрине приветливо толпились орхидеи и прочие тропические цветы – которая, к тому же, была недалеко от Винниз. Но там она не работала.

Он начал поиски переполненный оптимизма, но к концу списка подошел практически безо всякой надежды. Сегодня был канун Нового года, и Калеб раздумывал не добавить ли пункт «забыть симпатичную цветочницу» в свой список новогодних обещаний, который также включал пункты «прекратить тратить время на поиск пластинок на eBay», «завести более удобную папку для хранения налоговых квитанций» и «экономить деньги, собирая обед с собой».

В это день, последний в уходящем году, сверхорганизованная младшая сестра Калеба приглашала всех на семейный ужин, и поскольку эта сестра не ждала, что ее брат окажется способен приготовить какой-нибудь невероятный салат или десерт, она поручила ему привезти креветок. Все что, ему нужно сделать, сказала она, это купить пару килограмм по пути.

Вот поэтому он и оказался в торговых рядах Александрия Парк в 4 часа дня, в канун Нового года, в обнимку с завернутой в бумагу упаковкой сырых креветок, которым не суждено было попасть на праздничный стол его сестры. Потому что прямо напротив был цветочный магазин, которого не было в его списке. Он назывался «Приветливый лепесток», и за стойкой, с яркой оранжевой герберой за ухом, стояла его прекрасная цветочница. Калеб не стал останавливаться, чтобы все обдумать. Он сразу пошел к ней. И к тому времени, как до него дошло, что он совсем не знает, что сказать, между ними оставалось уже меньше метра.

На ней был фартук из гринсбона с вышивкой, на лямке которого был пришит ситцевый бейджик с именем. Ферн. Ее звали Ферн. Это имя ей идеально подходило. Ладони Калеба вспотели, пока он смотрел, как она ставит поднос бархатистыми анютиными глазками в горшочках на стойку. Она подняла глаза. И увидела его.

Он понял, что его узнали.

– Снова здравствуй, – сказала она.

Он видел, что она обрадовалась.

– Привет, – ответил он. – Я искал…

Он судорожно пытался придумать, что именно. Розы? Скучно. Банально. Лилии. Как на похороны. Пауза слишком затянулась. Калеб моргнул. Ферн широко улыбнулась. Она догадалась, что он искал. Она была чертовски хорошенькой. С таким же успехом он мог просто сказать ей правду.

– Я искал тебя, – признался он.

Притаившись у края водосточной трубы на обочине скоростного шоссе, Браун Гудини-Маларки наблюдал, как последний свет дня – который, кстати, был последним днем года – угасает в небесах. Он провел за теми мусорными баками несколько часов, мучаясь от жары и жажды, поджидая, когда кто-нибудь откроет задние ворота, и ближе к концу рабочего дня ему стало казаться, что этого уже никогда не случится. Но вот наконец кто-то появился, и по невероятно счастливой случайности, этим кем-то оказался волонтер со слабыми коленями и плохим зрением; Браун проскользнул мимо него незамеченным, несмотря на то что спаниель у мужчины на поводке лаял, как сумасшедший.

И теперь, когда на город опускался вечер, Браун труси́л по обочине шоссе, пока не набрел на яркие огни и вкусные запахи придорожного кафе. Неподалеку от входа стояла урна, битком набитая всякими вкусностями. Рядом, прямо на земле, валялись остатки большей частью съеденного бургера. Браун проглотил оставшуюся меньшую, а затем, встав на задние лапы и поставив передние на край урны, подтолкнул мордой крышку стакана из-под молочного коктейля, лежащего на самом верху. Желтое молоко со вкусом банана закапало на бок урны, и Браун с удовольствием его слизал. В первый раз за несколько месяцев на ужин у него был не собачий корм.

Браун отступил в безопасную тень и уселся наблюдать, как приезжают и уезжают грузовозы. В качестве средства передвижения они ему не подходили. Браун по опыту знал, что обычно они объезжают город по краю и лишь изредка едут прямо через центр. Однако водителям грузовозов частенько бывало одиноко, поэтому они скорее, чем водители обычных машин, готовы были подвезти маленького хвостатого путешественника. Если Брауну удастся найти подходящий грузовоз, это поможет хотя бы отчасти сократить путь к хорошо знакомым ему улицам.

Первый водитель, которого увидел Браун, ему не подошел. У него было узкое лицо, деловой вид и сияющий грузовик, что, почти наверняка, значило, что он не потерпит внутри собачью шерсть. Второй выглядел более дружелюбным, но ехал из города, а не в него. «Третий раз – счастливый», – подумал Браун, разглядывая тучного, неряшливого водителя, вышедшего из кафе с охапкой фаст-фуда и сладкой газировки. К тому времени, как водитель добрался до своего грузовика, Браун уже сидел на земле у кабины, дружелюбно, но без подхалимства, виляя хвостом.

Водитель заметил маленькую уродливую дворняжку, и ему на ум сразу же пришло несколько мыслей. «Я открою дверь кабины, – думал он. – Я позволю этому милому песику запрыгнуть туда и прокачу его. А еще открою для него пассажирское окно пошире, чтобы он мог высунуть голову и почувствовать ветер».

Спустя пару мгновений Браун Гудини-Маларки уже мчался по городу, и ветер играл в его шерсти, а глаз был распахнут для новых возможностей.

Лаура Митчелл надела черное платье-футляр длиной до колена с небольшими вставками кружева на шее и по краю, а к нему черные шпильки на ремешках. Ее волосы падали тщательно уложенными волнами на плечи, и, хотя ее макияж нельзя было назвать легким, он определенно не был чрезмерным.

– Ты выглядишь потрясающе, – сказал Ник, который – по настоянию Лауры – надел свой смокинг.