вляпался, чтоб ему повылазило, и, что называется, оделся гранитом по это самое, которое по пояс будет. Делов-то. Зачем же других гондошить? Сам не гам и другим не дам, что ли? Собаки на сене и то добрее, те хоть лают, ну, укусить могут на крайняк, но уж точно не стреляют из такой вот страшной лохобойки[225].

Неожиданно в голову Деримовичу пришла мысль обойти этого Бен-ебена посуху. Выскочить из бассейна и в кусты. Вроде они неподалеку, а там бочком, ползком и к лестнице. А лестница у гиганта за спиной — несподручно ему палить будет. Камень-то его крепко держит, да и гуттаперчевым этого бугая не назовешь — больно мышцы много. Шанс есть, постановил Ромка. Нащупав рукой край бассейна, он взвился вверх и, не оглядываясь, метнулся в сторону. Он досчитал до двух, но очереди, к его удивлению, не последовало. Зато впереди раздался громкий стук, и перед его глазами выросла чудовищных размеров граната. После такой гранаты от него даже слякоти не останется, справедливо решил Деримович и в один прыжок преодолел расстояние, отделяющее его от спасительных вод.

Взрыв был такой силы, что, казалось, произошло землетрясение. Было слышно, как за ухнувшей ударной волной в истово голливудском духе зачмокали во плоти и залязгали по бетону осколки. А когда сокрушительный ураган унесся прочь, Ромка, не мешкая, вынырнул из спасительной воды. Главное, пока не очухался контуженый гигант, осмотреть поле битвы.

Картина его порадовала, более того, вселила надежду на благополучный исход посвящения.

Во-первых, граната, судя по пустой правой руке, в арсенале Озара-Потрошителя была единственной. А во-вторых, жертвой гранаты сделался сам грозный страж. Посеченный осколками, он истекал кровью, почему-то черной, как смола, и, судя по движениям головы, ничего не видел.

— Ну чё, допрыгался, апис-ляпис[226]! — злорадно бросил Ромка, не отдавая себе отчета в том, что употребил заветную формулу метаморфоза быкующих[227] героев в стылый камень. Не успел он проговорить магическую тарабару ляпис-превращения, как граница, отделяющая плоть от камня, стала ползти вверх.

Защитник кургана, почувствовав это, попытался вскинуть оружие на обидчика, но не смог — его левая рука была перебита. Басовито и страшно взревев, он перекинул автомат в правую, тоже раненную, но еще действующую руку, и стал поливать свинцом пространство перед собой. Еще мгновение, и Деримович был бы превращен в фарш, но его снова спасла вода. Теперь ему оставалось надеяться только на то, что процесс трансмутации плоти в камень много времени не займет.

Займет-не-займет, а Ромка решил мало-помалу ползти в сторону лестницы.

Правда, когда он вынырнул за очередной порцией воздуха, его ждало двойное разочарование. Первое заключалось в том, что разделительная линия, незначительно поднявшись вверх, замерла где-то на уровне пупка. И второе: ослепленный взрывом страж на звук стрелял почти так же метко, как и на глаз. И, кажется, он совсем не собирался умирать.

Деримовичу пришлось снова нырнуть в бассейн и задуматься о второй части заклинания. Апис-ляпис, получается, действует на нижнюю часть тела. Как раз до пупка. А на верхнюю? Кто из камня еще там являлся или в камень обращался? И какой из многочисленных камней предания? Краеугольный? — Был такой. Основания? — Черти что. Бесполезняк, подумал в сердцах мист и, чувствуя, как от удушья поплыла голова, поспешно вынырнул. Слишком поспешно. Прямо под черное дуло, которое смотрело ему в глаз до того уверенно, что можно было подумать, будто оно само, а не обезумевший исполин, искало цель.

Какая-то неимоверная, глухая, как ватное одеяло, тишина повисла над курганом. Ромка не дышал, хотя и находился на воздухе, не дышал и защитник-гигант, то ли отслеживая звуки-цели для финального выстрела, а может, и вовсе не нуждаясь в этой человеческой слабости. Теперь стоило Ромке шевельнуться и все, прощай молодость, титьки-митьки и прочие радости вновь испеченного олигарха.

Но он не шевельнулся.

Он просто нашептал СОСАТу только что придуманную им по типу митьки-титьки белиберду[228] для окончательного вляпывания свободного героя. «Митра-Петра» — так звучала она.

Надо же, он и слыхом не слыхивал, что Митра сам из петрогенов, то есть рожденных из камня героев. А Петр — последний в их ряду.

Но он все же успел, Митра кургана, нажать на курок.

И все могло разом окончиться.

И стоящий на входе кандидат в олеархи-сосунки так бы и остался лежать на самых дальних подступах к Храаму.

Без геройской чести и траурных почестей. Просто еще один недососок-гельмант, оставшийся по ту сторону «⨀».

Да, все бы произошло именно так, но код «Митра-Петра» оказался правильным.

Ключом запечатывания. Клависом ляписа[229].

Да, он нажал на курок, неистовый страж Родины-матери.

Только пуля не дошла до края ствола, вовремя слившись с ним в единое скульптурное целое.

Словно почувствовав на себе омертвляющий взгляд Медузы, герой-защитник сделал отчаянную попытку повернуться в сторону наглеца, чтобы достать его чем угодно: руками, зубами… нет, уже поздно. Бетонная корка, быстро застывавшая на его теле, сковала движения гиганта, и его отчаянный порыв сделался тем, чем и был ранее — пластической находкой ваятеля[230]. И только глаза околдованного словом исполина какое-то время провожали неофита испепеляющим взглядом. Он-то и оставил в затвердевших очах монумента таинственные черные дыры.

Уставший кандидат в сосунки, вынув изо рта уже дважды спасший его от смерти СОСАТ, вяло поднимался по лестнице, забыв обо всем, что ему предстояло сделать на следующих ступенях посвящения.

И зря.

— Стоять, сука! — раздался скрипучий голос, когда Деримович поравнялся с уходящей вверх стеной.

Неожиданно, и нельзя сказать, что обнадеживающе.

Ромка повернул голову в направлении звука, но никого не увидел. Только густые тени на рельефе подсвеченной стены.

Он сделал еще шаг. Стена издала треск, как будто от нее откололся кусок камня, и вслед за ним послышалось металлическое клацанье затвора.

— Стоять сказано! — раздался другой голос.

Деримович поднял голову вверх и увидел, как шевельнулись на стене тени, рождая скрежещущие звуки, потом от нее отделилась какая-то серая масса и потянулась к нему. Ромка сделал шаг назад, и тут же над ним вспыхнула огнем высеченная в бетоне надпись: «Ни шагу назад».

Когда-то этот призыв относился к защитникам Сталинграда, но теперь явно адресовался ему.

— Назад ни шагу, — басовитым многоголосием донесся от стены и устный приказ.

И вся она вдруг ожила движением. Все вмурованные в стену лица, фигуры, руки и ноги, — всё зашевелилось разом, словно бы пытаясь освободиться от бетонного плена. Вот гигантская лапища, выдравшись из стены по локоть, пытается помочь крохотной по сравнению с ней голове. Вот отделился от серой поверхности ствол автомата