— Магики, попавшие на цветочный остров, обычно становились самыми ярыми защитниками местных, — издалека начал Мейнгрим. — Мы долго думали, почему это так. Они явно не владеют магией убеждения, каковой у нас славятся фиолетовые магики.

«Кто это мы, интересно», — подумала Радка, а потом — так некстати! — поняла, почему Мейнгрим не любит Лотту. Не только потому, что она стала его мачехой. Похоже, он не сумел её возненавидеть, а может, даже полюбил, и сейчас не понимает, свое это или дар убеждение магессы.

— Они и обычной магией владеют довольно слабо, — продолжил Мейнгрим, не замечая задумчивости жены. Его пальцы быстрее забегали по спинке кровати. — Но при этом война с ними закончилась вничью, а та же Роза чувствует себя вольготно в нашем городе. И тогда мы поняли, что дело в их травах. Ева говорила мне, что на тебя не подействовали иллюзии в доме Розы. На неё они тоже не действуют…

Он замялся.

— Я знаю про амулет, — остановила его попытки пояснить Радка. — Рассказывай дальше.

— Откуда? — Мейнгрим впервые за весь вечер посмотрел ей в глаза, но тотчас отвел взгляд. — Неважно. Только если они могут творить такие иллюзии, то могут и большее. И вот это большее они и сделали с твоей подругой, и собирались сделать с тобой.

И он снова замолчал, позволяя Радке самой сообразить. А она вспомнила, как далеко от себя Мейнгрим держал присланные ей букетики и никогда не позволял растаскивать по другим комнатам, кроме её спальни.

Он знал?

Спрашивать не хотелось, и глаза оставались сухими. Ободренный её молчанием Мейнгрим продолжил:

— Зачем убивать, когда можно заставить работать на себя? Сделать драконом. Могучим, жутким и почти ручным.

Драконом. Она могла и вправду стать драконом!

Глава 47

— Всё дело в особом наборе цветов, — продолжал Мейнгрим медленно. Радке показалось, что он чем-то смущен. Поздновато спохватился! — Когда же человек из-за запаха этих цветов начинает видеть сны про полеты и драконов, это вызывает необратимые изменения в нем. По крайней мере, так считают цветочные.

— Так считают цветочные? — Радка повторила она его последнюю фразу, цепляясь за неё, еще не понимая зачем.

— Верно, — супруг обрадовался её вопросу, словно она сделала что-то толковое. — Но об этом позже. Я еще не уверен. Мне кажется, всё дело именно в магии. Сама магия волшебников и волшебниц, попавших под заклятие, и этот дурман, в результате работает против них. Чем сильнее магик, тем сложнее ему сопротивляться, тогда как слабый магик или…

— Или я, — Радка поняла, что не зря ей казалось, что ей угрожает опасность. Получается, будь она и впрямь сильной магессой, она давно обернулась бы? Но что она сделала цветочным, что они пожелали её уничтожить? Её оговорки и вопросы — разве этого достаточно?

Это она и спросила у Мейнгрима, и её удивило, как отреагировал муж. Он встал и отошел к окну, словно ему было стыдно смотреть ей в глаза.

— Я боялся, что может пострадать Ева, и решил использовать тебя как наживку, — тихо произнес он в сторону. Но Радка отличалась хорошим слухом, хотя сейчас она предпочла бы ошибиться. — Дело не в паре фокусов вроде «прыгуна». Ты фонила магией, что я навел на тебя, и из твоих опасных слов они решили, что ты знаешь слишком много.

— Я до сих пор ничего не знаю, — прервала его Радка, поднимая лицо к потолку. Она не будет плакать. Она ведь не ждала, что муж вдруг полюбит её, нет? Или хотя бы станет беспокоиться о её будущем. Хотя нет, она просто напрасно рассчитывала, что его обещание заботиться о Фабусе распространяется и на неё. Что же, это была глупая мысль.

— Я расскажу, — торопливо произнес Мейнгрим, словно испугался. Чего? Этого Радка не знала. Ей было всё равно. И слушать больше не хотелось. Если уж на то пошло, она хотела бы уйти вместе с сыном, но так поступила бы молодая Рада. Сейчас она предпочла бы спрятаться в своих покоях, поплакать, а потом взять клятву с мужа, что он будет защищать Фабиуша больше, чем свою жизнь или этой Евы, которая уже не первый раз смешивала всё в её жизни. — Дело в тех яблоках, что ты ела в детстве. Горьких. Просто не-магика еще можно превратить, хоть вряд ли при этом получится настоящий дракон, ведь они переполнены магией, но эти колодцы — они созданы, чтобы оставлять им разум, а в твоем случае ты не теряла бы и тело.

— Я всё еще не понимаю, о чем речь, — сухо заметила Радка.

— Драконы, — Мейнгрим покачал головой, как бы удивляясь тому, что Радка всё ещё не поняла. — Их магия слишком тяжелая и неповоротливая, чтобы удержать те связи, что соединяют всех знакомых людей. Те, кого настигает заклятие, превращаются в драконов и так они исчезают из мира живущих. Никто не помнит дракона, потому что он дракон. Он вне понимания человека.

Радка дрогнула, не понимая, правильно ли она поняла.

— Янка? — неуверенно произнесла она. — Никто не заставлял забыть её, она пропала из мира людей, став драконом?

Мейнгрим со вздохом кивнул.

— Судя по всему, да, — признался он. — По крайней мере, становится понятно, почему её никто не помнит.

— Всё равно не понимаю, — честно призналась Радка.

— Драконы огромны и под завязку набиты магией, — пояснил супруг. — На них не цепляются нити простых человеческих привязанностей, а те, что были, лопаются во время превращения человека в дракона. Ты же… то ли была слишком далеко, чтобы эта нить почувствовалась, то ли слишком не такая. Я еще не понял. Но, если я прав, все наши драконы — это забытые их семьями и насильно превращенные магики.

Это даже звучало ужасно. В Радке боролись два желания — спасти Янку и никогда не слышать того, что говорил Мейнгрим. Потому как это меняло абсолютно всё. Если все драконы — это люди, никто не позволит так всё оставить. И, если Радка и Мейнгрим переживут обнародование этой информации, драконы исчезнут. Им всем вернут их настоящий облик, и можно перестать мечтать о полетах и