и в первый же день прорвала фронт. Выяснилось, что крепости, построенные по всем правилам фортификационного искусства девятнадцатого века, оказались беззащитны перед атаками с воздуха тяжелыми бомбами. Бельфор был разрушен и пал, а седьмая германская армия вырвалась на оперативный простор, и бросать на то направление французскому командованию было уже нечего, ибо обещанные колониальные контингенты существовали пока только на бумаге.

Дальнейшие действия генерала Жоффра вылились в бег наперегонки с неумолимым временем. Попытка при угрозе окружения отвести французскую армию на линию Луары обернулась утратой всех накопленных фронтовых запасов, потерей управления, перемешиванием частей между собой -короче, таким хаосом, в котором не мог бы разобраться и сам Господь Бог. Сражением уже никто не управляет, ибо Ставка утратила связь со штабами армий, армии с дивизиями, а дивизии с полками, и только общее желание не дать сомкнуться неумолимым германским клещам еще бросает неистовых французских пуалю в безнадежные кровопролитные бои. Лазареты переполнены ранеными, в них не хватает буквально всего - от врачей и медицинского персонала до коек и перевязочного материала. Помимо войск и санитарных обозов, дороги запрудили огромные толпы гражданских беженцев, и это тоже мешает французской армии вовремя выйти из-под удара. Пройдет еще несколько дней, и положение станет таким плохим, что хоть стреляйся.

И вот в этот трагический момент вокруг расположения Ставки раскрылись несколько порталов и оттуда появились вооруженные люди в военной форме буро-болотного цвета, в которых, по описанию, с первого взгляда узнавались солдаты артанской армии. Несколько автоматных очередей (пока что в воздух) и команда бросать оружие и поднимать руки. Нападавших было около батальона, при том, что Ставку охраняло не более роты французских солдат старших возрастов, выполнявших в основном хозяйственные обязанности, а из штабных офицеров вояки и вовсе никакие. Поэтому обошлось почти без смертоубийства, только несколько офицеров, схватившихся за револьверы, были застрелены безжалостными пришельцами без всякой пощады. И все, как говорили во время оно в Одессе, больше никто никуда не идет.

Прошло всего несколько минут с момента нападения, и вот уже генерал Жоффр, трясясь от бессильной ярости, стоит лицом к лицу с неумолимым пришельцем из иных миров, который, как уверен француз, вынес его милой Франции смертный приговор и самолично привел его в исполнение. Сами по себе германцы в начале войны так воевать не умели, кто-то должен был их научить и подсказать, и после Восточно-Прусской и Галицийской операций уже понятно, что это мог сделать только один человек - Сергий из рода Сергиев, самовластный дюк Великой Артании, Защитник Земли Русской и Бич Божий. Разъяренный попыткой переворота в России, этот человек (а может, и не совсем человек) совершенно перестал стесняться в методах и в кратчайший срок довел Францию до катастрофического поражения, ведь предательство англичан тоже стало результатом его интриг.

Тогда же и там же. Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Генерал Жоффр под Истинным Взглядом смотрелся как человеческое воплощение галльского петуха. Один из авторов «Плана номер семнадцать», в качестве начальника французского генерального штаба, он был одним из самых ярых сторонников скорейшего развязывание Первой Мировой Войны. Впрочем, я видел и другое. Парижские политиканы не посвящали этого прямолинейного «сапога» в свои конечные планы и цели войны, а потому тот был полностью уверен в искренности русско-французского союза и считался сторонником его всемерного укрепления.

И ничего не предвещало беды, ведь до покушения на Николая Второго я ни разу не обмолвился ни одному русскому генералу или офицеру о необходимости разрыва русско-французского союза, а говорил только о правильной расстановке приоритетов: сначала - разгром Австро-Венгрии и спасение сербских братушек, и только потом - вооруженное принуждение Германии к миру. Париж германцам с налета не получится взять ни в коем случае, а потому необходимо делать свое дело и не отвлекаться на выкрики с мест. То, что, в отличие от Жоффра, о конечной политической цели войны я знал заранее и трюк с государственным переворотом держал в уме, сейчас к делу никак не подошьешь.

- Ну что, месье Жозеф, пожалуй, на этом все, - сказал я по-русски, а энергооболочка перевела мои слова на французский. - Армия разбита, командующий в плену, пора подписывать капитуляцию и заканчивать эту безнадежную войну, в которой каждый день погибают тысячи молодых французов.

- Наша армия не разбита, господин Артанец, - угрюмо произнес генерал Жоффр, растопырив пышные седые усы.

- Разбита, разбита, - уверил я собеседника. - Как Бог Войны с практическим опытом, могу вам сообщить, что из мясорубки в районе Немур-Труа у вас вырвется самое большее триста тысяч солдат без тяжелого вооружения, растрепанных, нуждающихся в отдыхе и переформировании, а противник, даже после всех понесенных потерь, сохранит в строю два миллиона штыков, имеющих превосходную прусскую организацию. Дальнейшее можете представить себе сами. Это все равно, что доигрывать шахматную партию с королем и парой пешек против соперника, сохранившего половину начального состава фигур. Жалкое и тошнотворное зрелище, групповое изнасилование на сеновале одинокой Марианны взводом ражих прусских гусар.

- Но вы же сами хотели, чтобы Франция потерпела поражение, и теперь радуетесь этому мне в лицо, - огрызнулся Жоффр.

Я посмотрел на собеседника как взрослый на ребенка и ответил:

- Мне требовалось наказать вашу политическую и военную элиту за планы развязывания жестокой общеевропейской войны, в которой со всех сторон должны были погибнуть миллионы людей. Вы думаете, что попытка переворота в Петербурге была со стороны ваших правителей шагом отчаяния? Отнюдь нет! Вы еще не закончили работу над своим дурацким «Планом номер семнадцать», с которым вас без собеседования возьмут в лучший сумасшедший дом, а ваши политические деятели уже знали, что эта война, помимо отвоевания Эльзаса и Лотарингии, закончится крахом всех европейских абсолютных монархий и торжеством республиканского принципа. Нет ничего более гадкого, чем легкозаменяемые политиканы, вершащие судьбы своих стран и целого мира. Их истинные хозяева, когда поняли, что дело пахнет паленым, сбежали из Франции, прихватив с собой свои богатства, но от меня еще никто не уходил, не расплатившись по Гамбургскому счету.

- Вы имеете в виду господ Ротшильдов? - угрюмо спросил французский главнокомандующий.

- Их самых, - ответил я. - Пару дней назад они загрузили на зафрахтованный пароход все ценное и бесценное, то есть принадлежавшую им коллекцию предметов искусства, и отплыли на нем в Америку, чтобы продолжить свою деятельность там, куда не смогут дошагать гренадеры кайзера Вильгельма. Уж очень сильно напугало их мое обещание судить поджигателей войны судом международного трибунала.