же, Сергей Сергеевич, спасибо за откровенность, - ответил престарелый генерал. -И хоть, не буду скрывать, я рвался повоевать, вы, наверное, правы - ничего бы у меня опять не получилось. Зато у вас такая репутация, что там, где вы вмешиваетесь в ход боевых действий, сначала от врага клочья летят во все стороны, а потом пленных считают десятками тысяч.

- Господин Серегин сам участия в управлении боевыми действиями почти не принимает, - огладив усы, произнес генерал Брусилов, - он только находит способных генералов, которым можно доверить дело, после чего выдает рекомендации по направлению удара и способствует тому, чтобы им не мешали завистники и интриганы. И только если на каком-то участке сил у русской армии нет или их совершенно недостаточно, он вводит в дело свои войска - вот тогда начинаются чудеса в решете. Но сам я такого не видел, потому что мы на восточно-галицийском направлении управились собственными силами.

И тут же стоял генерал Лечицкий, герой взятия Сандомира, сражения под Лежайском и штурма Кракова - он загадочно улыбался, уже зная, что именно его войскам предстоит штурмовать Константинополь и водрузить над его руинами знамя русской победы.

Еще три недели назад, когда над Краковом утих грохот канонады, первый гвардейский корпус, главную ударную силу девятой армии, погрузили в вагоны и отправили в Одессу, откуда пароходами перевезли в Варну, где в состав армии влились свежеотмобилизованные двадцать седьмой и двадцать восьмой армейские корпуса. Точно так же на фракийский фронт в полном составе перебросили вторую армию, высвободившуюся после заключения мира с Германской империей, а также командование пятой армией, при этом руководство болгарскими войсками взял на себя генерал Радко-Дмитриев, получивший в Галиции большой опыт по натягиванию на кукан австро-венгерских вояк. Но в Болгарию морем перебрасывались не только войска, но и тяжелые осадные мортиры калибра девять и одиннадцать дюймов из Севастополя и других морских крепостей. Как по факту показал набег Гебена, в составе береговых батарей от этих орудий, устаревших на тридцать лет, толку нет, но на суше, при прорыве рубежа полевой обороны, рассчитанной на противостояние трехдюймовому калибру, это будет просто брутальное оружие.

Все готово, и начало Фракийско-Константинопольской операции намечено на первое ноября. Пятьсот тысяч аскеров редифа, которых турецкое командование успело нагнать во Фракию - не помеха войскам генерала Брусилова, имеющим боевой опыт Восточно-Прусской и Галицийской операций. Перевес сил русско-болгарской группировки над противником настолько значительный, что тут все должно обойтись без моего непосредственного участия. Я создал все необходимые условия, а дальше сами, господа генералы, сами, сами. Есть у меня подозрение, что уходить на следующий уровень мне придется совершенно неожиданно, не дождавшись Парада Победы в честь окончательного разгрома извечного врага русского государства.

За Западном фронте у кайзера Вилли тоже не без перемен: его войска взяли Шартр, а передовые кавалерийские разъезды уже маячат у железной дороги Париж-Орлеан. Шестая французская армия, обойденная по открытому флангу, отступает не в сторону Луары, а прямо к Парижу, ибо других дорог для нее больше нет. На восточном фасе фронта германцы подходят к Лангру, первая французская армия разбита и прекратила существование как организованная сила. И в то же время расстояние между сближающимися остриями клещей еще больше двухсот пятидесяти километров, так что на завершение операции у германских генералов уйдет не меньше недели, а потому у генерала Жоффра еще есть надежда вытянуть основные силы второй, третьей, четвертой, пятой и девятой армий из наметившейся грандиозной ловушки.

Но это же безоглядное бегство «лучшей армии мира» генерирует во французском обществе настроение вселенской катастрофы, когда все уже проиграно и дикие германские варвары вот-вот ворвутся в мирные французские дома, чтобы живьем начать есть их обитателей. Поэтому помимо французских войск, дороги в южном направлении запруживают толпы гражданских беженцев, стремящихся уйти как можно дальше от неумолимо надвигающегося фронта. Эти люди еще не знают, да и знать не хотят, что в германских войсках распространен строжайший приказ по поводу подсудности преступлений против мирного французского населения, по смыслу прямо противоположный тому, что издавал Гитлер при вторжении в СССР. Иначе, как сюзерен, я кайзера Вильгельма просто не пойму. То, что раньше считалось невинной шалостью, теперь карается по всей строгости законов. И если реквизиции транспорта и продовольствия еще допустимы (таковы древние законы войны), то изнасилования, убийства и поджоги домов военно-полевой суд карает через расстрел.

И то же настроение вселенской катастрофы охватило территории Франции, далекие от зоны боевых действий. В Бордо на борт небольшого трансатлантического лайнера «Фландрия», зафрахтованного семейством французских Ротшильдов, уже погружены принадлежащие им ценности, золото и различные предметы искусства, на борт поднялись многочисленные представители этого семейства, их доверенные сотрудники и прислуга. Пункт назначения - Новый Орлеан.

Первоначально у меня был план взять эту плавучую сокровищницу на абордаж, но теперь меня от этой идейки затошнило. Вооруженные ограбления - совсем не моя стезя, особенно если во время оного под ногами будут путаться падающие в обморок и визжащие бабы и несовершеннолетние представители злокозненного семейства. Так и до развоплощения недалеко. Да и не испытываю я сейчас особой нужды в финансах. В Константинополе шестнадцатого века было другое дело -там малолетний султан-недоделок оскалил на меня зубы, и я, как положено, вбил их в глотку по самые гланды, попутно конфисковав все движимое и недвижимое. А тут Ротшильды спасаются бегством, бросая все, что нельзя вывезти, и стрелять им в спину с моей стороны было бы не по-человечески.

Или все-таки я излишне сентиментален? Ведь парижский банк «Братья Ротшильды» не только стоял у истоков Первой Мировой Войны, но и был замешан в попытке государственного переворота в Санкт-Петербурге и множестве других грязных дел, в основном нацеленных против Российской империи, ибо что ни Ротшильд, то русофоб. Ведь жалеть надо не только самих Ротшильдов, но и тех людей, что могут пострадать через их интриги и неуемную алчность. Подойдем к этому вопросу с другой стороны. Нужны мне эти люди в мире Первой мировой войны? Нет, не нужны, ибо, едва пройдет наведенный мною страх, они снова примутся за прежнее, стремясь не только восполнить потери, но и преумножить свое состояние. И снова в ход пойдут обман, подкуп и вербовка агентов влияния вроде неудобовспоминаемого господина Витте.

Значит, из родного мира их следует убирать всех сразу, причем с концами. Закинуть разве их пароход в шестой или тринадцатый век - и пусть плывут в Америку, к индейцам, невинным как дети? Нет, не годится: индейцев они надуют ничуть не хуже переселенцев с «Мэйфлауэра», а