песка. Все это делается в тишине. Он поднимает ведро из сооружения, которое, как я предполагаю, должно быть колодцем, потому что оно снабжено системой веревок и блоков, и поливает Фурию, который встряхивается, радостно ржет, уткнувшись головой в охапку сена.

Сьюэлл стоит в стороне и наблюдает за ним.

– Какое прекрасное создание.

Я киваю в знак согласия.

– Я полагаю, вы тоже хотите принять ванну.

Я облизываю пересохшие губы, бросая взгляд в сторону колодца.

Сьюэлл смеется:

– Расслабьтесь, синьорина, я не собирался опрокидывать на вас ведро.

Честно говоря, я не уверена, что так уж сильно против. Я не озвучиваю это вслух, боясь, что он может сменить ванну на короткий душ.

Он ведет меня через в дом. Как только закрывается дверь, я говорю:

– Мы забыли привязать Фурию.

– Этот конь никуда не денется. – Голос Сьюэлла звучит уверенно, и я предполагаю, Морргот сказал ему, что он контролирует разум животного.

В отличие от парня, которого я встретила недавно, у Сьюэлла нет акцента. Или, по крайней мере, он не очень сильный. Он не раскатывает свои «р» и не растягивает свои «с» так сильно, как я, но я посещала школу в Тарекуори, так что я научилась говорить, как благородные фейри.

– Спасибо, что приютили меня, – говорю я, оглядывая дом. Он меньше моего.

Здесь нет ни цветов, ни ракушек, ни множества плетеных корзин, прикрепленных к стене, ни сшитых вручную занавесок. Думаю, это дом холостяка, хотя я могу и ошибаться. Он мог бы делить его с женщиной, у которой нет ни времени, ни интереса украшать.

– Это большая честь.

Я замечаю, что он использует слово «честь» вместо «удовольствие», как будто я достопочтенная матрона. Он, должно быть, очень уважает Морргота.

Сьюэлл наполняет стакан водой из кувшина и протягивает его мне:

– У меня есть печенье. Оно немного суховато, но сытное. Хотите?

– Я бы не отказалась от печенья. – Как Фурия, я жадно глотаю воду, затем проглатываю три печенья и запиваю еще одним стаканом воды.

Сьюэлл все еще улыбается мне, и меня внезапно пронзает чувство вины. Что, если я съела его дневную порцию?

Он склоняется в поклоне, из-за которого я хмурюсь. Я собираюсь сказать ему, что я еще не королева, когда дым просачивается сквозь стропила и застывает в форме птицы.

– Сир, прошло столько времени.

Морргот, должно быть, велит ему подняться, потому что Сьюэлл выпрямляется.

– Да. Обе готовы. Проходите. – Он проводит меня через единственную дверь в комнату, которая немного меньше моей, с медной ванной рядом с кроватью.

Окно обшито досками, защищая помещение от солнца, и все же жара стоит удушающая. В полдень солнце, должно быть, поджаривает эти дома до хрустящей корочки. Морргот усаживается на деревянный каркас кровати.

– Могу я принести вам что-нибудь, сир?

– Может быть, птичью ванночку и миску с семенами? – весело предлагаю я.

Улыбка сползает с лица Сьюэлла.

– Что?

Не насмехайся над этим человеком. Он хороший.

Мои щеки горят.

– Я дразнила тебя, а не его. – Я поворачиваюсь к Сьюэллу и указываю рукой на ворона: – В настоящий момент мы с Моррготом не в лучших отношениях.

Краска отливает от лица Сьюэлла, исчезая вместе с румянцем, делая его таким же пепельным, как стены его дома.

Морргот, должно быть, убеждает его, что я шучу, потому что его лицо медленно светлеет.

– Долгая неделя, – извиняющимся тоном произношу я.

– Что ж, я лучше дам вам отдохнуть. Вам еще многое предстоит сделать. – Он переступает порог.

О да, не напоминайте мне. С усталой улыбкой я говорю:

– Еще раз спасибо за ваше гостеприимство.

– Не нужно благодарностей. Друг Лора – это мой друг.

– Я не…

Дверь закрывается.

– …друг Лора, – заканчиваю я, но он уже ушел. Я поворачиваюсь к Моррготу, который до сих пор находится здесь. – Почему ты сказал ему, что я дружу с твоим хозяином?

Он предположил.

Я раздраженно фыркаю, но ванна манит, и через несколько секунд я обнажена и вхожу в воду. Она холодная, но на ощупь божественная. Я закрываю глаза и сгибаю ноги, чтобы поместиться в ванне.

На тарелочке есть мыло.

Закрыв глаза, я ворчу:

– Ты все еще здесь?

Я обещал охранять тебя, помнишь?

Я открываю глаза и смотрю на ворона:

– Ты также обещал убить меня.

Это было не обещание, Фэллон; это было предупреждение.

– Никакой разницы.

Я шарю по стенкам ванны в поисках куска мыла, которое настолько истерлось, что тает в моих ладонях, бледно-розовое маслянистое месиво, пахнущее розой пустыни. Я встаю, стараясь не расплескать драгоценную горстку, и тру кожу головы, затем мою подмышки и между ног. Я стараюсь не касаться сосков, которые превратились из пыльно-розовых в тревожные малиново-фиолетовые.

Я опускаюсь обратно в ванну и ополаскиваюсь, лениво отмокаю.

Фэллон. Кровать.

– М-м-м…

Фэллон.

Мои глаза приоткрываются. Лучи света, пробивающиеся из-за окна, становятся ярче, белее.

Не засыпай в ванне.

– Почему нет?

Ты можешь утонуть.

– В таком количестве воды? – Я провожу ладонями по пенистой глади, поднимая застывшие пузырьки. – Может, мне и нравится бросать вызов судьбе, но…

Пожалуйста.

Это единственное слово заставляет меня вылезти из ванны и забраться в постель. Я издаю стон, когда простыни касаются моей кожи, а моя щека касается подушки.

– Я сломлена, Морргот. Ты сломал меня.

Мне кажется, я слышу, как он вздыхает, но этот звук вполне мог сорваться с моих губ.

Отдыхай, Behach Éan.

– Ты все еще не сказал мне, что это значит, – бормочу я в подушку.

Если он и ответил мне, я уже крепко сплю и не слышу.

Глава 57

Я просыпаюсь с самым божественным ощущением в мире – мягкие руки разминают ноющую спину. Я думаю, что умерла и попала в верхний мир. Или я все еще сплю – и это сон. Или Сьюэлл в моей комнате.

Последнее заставляет меня окончательно проснуться. Я оборачиваюсь, но позади меня только тьма. Я снова закрываю веки и издаю стон, желая, чтобы фантастический сон вернулся.

Пальцы появляются снова как по волшебству, гладят и разминают мышцы, пока напряжение не оставляет меня.

Прости, что был так суров с тобой, Behach Éan.

Моей спиной занимается воображаемый массажист, а крылатый компаньон извиняется?

Лучший. Сон. В мире.

Я зарываюсь глубже в соломенный матрас.

Призрачные пальцы ласкают мою воспаленную кожу, прохладная дымка обволакивает затылок.

– Я тебе не враг, Морргот, – бормочу я, прежде чем отрешиться от реального мира со всеми его хитростями и обидами, чтобы вернуться в сон, где существуют только блаженство и удовольствие.

Руки