не так давным-давно. На фотках все видно: мы перестали соединяться, словно кусочки головоломки, как на этом снимке, превратились в сплошные локти и колени… Но мы, особенно Пэт, просто не хотели этого замечать, и чем труднее нам было найти общий язык, тем больше он старался. Если мы сидели на пристани или где еще, Пэт буквально на части разрывался, чтобы все были вместе, чтобы снова почувствовали себя одной компанией. Думаю, он гордился тем, что до сих пор общается с друзьями детства. Для него это было важно, и он не хотел потерять нашу дружбу.

Фиона оказалась необычной – восприимчивой, проницательной, чуткой; если такой девушке что-то непонятно, она будет обдумывать проблему, вертеть ее в голове, пока не распутает, не найдет разгадку. Это делало ее ценной свидетельницей, однако я не люблю работать с необычными людьми.

– Четыре парня, три девушки, – сказал я. – Три пары плюс один? Или просто компания друзей?

Фиона почти улыбнулась, глядя на фотографию:

– В общем, компания друзей. Даже когда Дженни и Пэт начали встречаться, все изменилось не настолько сильно, как можно было бы подумать. Мы все давно понимали, к чему идет дело.

– По вашим словам, вы мечтали, чтобы кто-то полюбил вас так же, как Пэт любил Дженни. Значит, остальные парни были не подарок? Вам не хотелось попытать счастья с одним из них?

Она покраснела. Румянец прогнал с ее лица бледность, сделав ее юной и свежей. На миг мне показалось, что это она из-за Пэта, что из-за него в ее сердце не осталось места для других парней, но она сказала:

– Вообще-то я пробовала. Конор… мы с ним встречались. Недолго – четыре месяца. Летом, когда мне было шестнадцать.

В таком юном возрасте четыре месяца вместе практически приравниваются к браку. Я почувствовал, как шевельнулись ноги Ричи.

– Но он плохо с вами обращался, – сказал я.

Румянец стал ярче.

– Нет. Не плохо. Ну, то есть, он никогда меня не обижал.

– Серьезно? В таком возрасте большинство парней довольно жестоки.

– Только не Конор. Он был… милым. Добрым.

– Но?..

– Но… – Фиона потерла щеки, словно пытаясь стереть румянец. – Знаете, я очень удивилась, когда он пригласил меня на свидание, – мне всегда казалось, что ему нравится Дженни. Сам он ничего об этом не говорил, просто… просто у меня было такое ощущение, понимаете? А потом, когда мы стали встречаться, он… такое впечатление… Нет, нам было весело, мы хорошо проводили время, но он всегда хотел быть с Пэтом и Дженни – ходить с ними в кино, отдыхать на пляже… да что угодно. Даже тело Конора со всеми его углами вечно было направлено в сторону Дженни. А когда он на нее смотрел… то прямо светился. Рассказывая анекдоты, в самом смешном месте он смотрел не на меня, а на нее…

А вот и наш мотив, самый древний в мире. Как ни странно, я даже обрадовался, что был прав с самого начала: Спейнов убила не случайная буря, прилетевшая с моря. Они сами растили ее всю свою жизнь.

Я чувствовал, что Ричи настолько трудно усидеть на месте, что он едва не гудит. Я на него даже не взглянул.

– Вы думали, что ему нужна Дженни. Что он сошелся с вами, чтобы быть поближе к ней.

Я попытался смягчить слова, однако они все равно прозвучали жестоко. Фиона вздрогнула.

– Наверное. Вроде того. Вероятно, отчасти поэтому, а еще потому, что надеялся, что мы с ним будем похожи на них, на Пэта и Дженни. Они…

На обратной странице альбома была фотография Пэта и Дженни – судя по одежде, снимок сделан в тот же день. Они сидят рядышком на стене лицом друг к другу, почти соприкасаясь носами. Дженни улыбается Пэту, а он завороженно, со счастливым восторгом смотрит на нее. Вокруг жаркий и сладкий летний воздух. Вдали за их спиной узкая полоска моря – синяя, как полевой цветок.

Ладонь Фионы зависла над снимком, словно она хотела его коснуться, но не могла.

– Это я снимала.

– Замечательный снимок.

– Их было так легко фотографировать. Чаще всего, когда снимаешь двух людей, нужно постоянно следить, как преломляется свет в пространстве между ними, но между Пэтом и Дженни свет не преломлялся, а шел прямо… Оба были особенные, не такие, как все. В школе они были популярны – Пэт отлично играл в рэгби, за Дженни вечно увивалась куча парней, – но вместе… они сияли. Я могла целый день на них смотреть и думать: “Вот оно. Вот как должно быть”.

Кончик пальца коснулся их сцепленных ладоней, скользнул дальше.

– Конор… Его родители развелись, и отец жил то ли в Англии, то ли еще где – точно не знаю, Конор никогда про него не говорил. Пэт и Дженни были самой счастливой парой, которую он когда-либо видел. Он словно хотел быть ими и думал, что если мы станем встречаться, то мы тоже… В то время я не смогла бы все это толком сформулировать, но потом…

– Вы говорили с ним об этом?

– Нет. Мне было слишком стыдно. Понимаете, это же моя сестра… – Фиона провела ладонями по волосам, сдвинула их вперед, чтобы прикрыть щеки. – Я просто с ним порвала. Невелика беда – я ведь не была в него влюблена. Мы были просто детьми.

Однако в то время это наверняка не казалось Фионе таким уж пустяком. “Моя сестра…”

Ричи отодвинул стул и отошел в противоположный конец комнаты, чтобы снова включить чайник.

– По вашим словам, в юности Пэт ревновал, когда Дженни нравилась другим парням, – невзначай бросил он через плечо, высыпая в кружку кофе из пакетика. – Это вы про Конора, да?

Фиона вскинула голову, однако Ричи смотрел на нее с безобидным интересом.

– Он не ревновал так, как вам кажется. Просто… он тоже это заметил. И через пару дней после того, как я порвала с Конором, Пэт встретился со мной наедине и спросил, не в этом ли дело. Я не хотела ему говорить, но Пэт… с ним легко общаться, и я всегда ему обо всем рассказывала. Он был мне как старший брат. В общем, в конце концов я разоткровенничалась.

Ричи присвистнул:

– Когда я был пацаном, то разом бы вскипел, если б мой кореш положил глаз на мою девчонку. Я не сторонник насилия, но по морде он бы точно схлопотал.

– По-моему, Пэт думал об этом. Ну, то есть… – В ее глазах вспыхнула тревога. – Он тоже не любил насилие, но, как вы и сказали, он сильно разозлился. В тот день Пэт заглянул к нам домой, чтобы со