И все же… как ни стучало сердце, как ни задыхались легкие, в душе почему-то не пробуждалось ни единого воспоминания Итиро Курэ. Все это время я твердил про себя «Итиро Курэ», но не испытывал приятного ощущения при звуке собственного имени. Как ни пытался воскресить прошлое, я снова и снова оказывался в тупике, возвращаясь к громкому удару часов среди ночи. И что бы другие там ни говорили, какие бы доказательства ни предъявляли, я не мог уверенно сказать, что являюсь Итиро Курэ.

С чувством некоторого облегчения я сделал глубокий вдох — постепенно ко мне вернулось ощущение собственного тела. Волна, объявшая сердце и легкие, начала отступать. Наконец я уселся, ощущая, как под мышками стекает холодный пот.

Доктор Масаки снова невозмутимо затянулся прямо перед моим лицом и выпустил струю лилового дыма.

— Ну что, вспомнил прошлое?

Я молча помотал головой, затем достал из кармана свежий платок и вытер пот со лба, чтобы успокоиться… Однако вокруг было так много всего непонятного, что я боялся даже пошевелиться.

— Кхе-кхем! — внезапно раздался громкий кашель доктора Масаки, и я чуть не подпрыгнул в кресле. — Раз ничего не вспомнил, я продолжу, а ты спокойно послушай. Договорились? Ты — жертва хитрой уловки! Мой коллега, доктор Кётаро Вакабаяси, хочет, чтобы ты признал себя Итиро Курэ. Добившись желаемого, он подстроит нашу с тобой встречу. И все ради того, чтобы ты сказал, будто я самый жестокий и ужасный злодей в этом мире!

— Вы?!

— Да. Сейчас вникни, а потом спокойненько все обдумаешь и попытаешься вспомнить то, что узнал с сегодняшнего утра… Сам увидишь, тут все как дважды два…

Доктор Масаки снова откашлялся, приняв серьезный вид. Он откинулся в кресле и выпустил несколько струек дыма, затем повернулся к календарю, который висел у печки.

— Ладно, скажу сразу: сегодня двадцатое октября 1926 года. Понял? Еще раз повторяю: сегодня двадцатое октября 1926 года… Как и написано в завещании, это день, следующий за девятнадцатым октября, когда Итиро Курэ внезапно пришел в «Клинику свободного лечения» и стоя наблюдал, как Гисаку Хатимаки орудует мотыгой. Посмотри на календарь: October 19. Это вчерашняя дата. Накануне я был так занят, что позабыл оторвать листочек. Это доказывает, что я сидел здесь всю ночь над завещанием… Понятно тебе? А теперь посмотри на электрические часы над моей головой. Они показывают 10:13. Точь-в-точь как на моих наручных часах! Значит, с сегодняшнего утра, когда я дописал завещание и задремал, прошло едва ли пять часов… И если ты присовокупишь это обстоятельство к тому факту, что чернила в конце завещания еще свежие, то поймешь, что ничего странного тут нет. Согласен? Заруби себе это на носу, если не хочешь опять оказаться в ловушке.

— Но… доктор Вакабаяси сегодня…

— Не смей! — рявкнул доктор Масаки и так энергично погрозил мне кулаком, словно готов был одним махом начисто выбить всякие заблуждения из моей головы. — Не смей! Верь мне и моим словам. Не покупайся на брехню Вакабаяси. Он допустил огромную ошибку. Стоило ему зайти сюда, как он учуял запах документов, которые я сжег в печке, а потом увидел на столе завещание и сразу же придумал этот фокус!

— Но… сегодня же двадцатое ноября, месяц после вашей смерти?

— Забудь! Все это выдумки и россказни, понял?

Отчетливо проговаривая каждое слово, он выплевывал на пол приставшие к языку табачные крошки. А затем, опершись локтями о стол, помахал желтым от никотина указательным пальцем прямо перед моим носом и членораздельно сказал:

— Слушай сюда: это я говорю тебе правду! Вакабаяси наболтал, что я умер месяц назад, но тот немыслимый вздор лишь уловка, чтобы ты не испереживался вконец. Понятно? Если бы, читая завещание, ты пришел к выводу, что я написал его несколько часов назад, а затем исчез, ты бы подумал, что я собираюсь покончить с собой, и поднял шум. Тогда бы Вакабаяси не смог стоять столбом. Тут уж дружеский долг или долг декана, неважно… Волей-неволей он бросил бы все дела и помчался меня искать, чтобы предотвратить самоубийство. Но тогда он бы упустил уникальный, неповторимый шанс самолично воскресить твою память! Да… Пойми уж, для Вакабаяси вернуть тебе память — главное дело жизни, и этим утром как раз представилась такая возможность.

Я молчал.

— Однако Вакабаяси просек, что я нахожусь поблизости и все слышу, и сказал, что сегодня двадцатое ноября, то есть со дня моей кончины прошел месяц. Желая успокоить тебя, Вакабаяси нагородил всякой чепухи, что совсем не к лицу судебному медику. Он надеялся спокойно завершить этот эксперимент и вернуть тебе память Итиро Курэ. Если бы такое произошло, в его руках оказались бы все козыри. По мнению Вакабаяси, как только ты поймешь, что являешься Итиро Курэ, ему не составит труда убедить тебя и в том, что я — смертельный враг вашей семьи. Вдобавок — и это на руку Вакабаяси — я психиатр, способный загипнотизировать ничего не подозревающего юношу и понудить того задушить свою мать и невесту! Идеальный подозреваемый! Ведь я и впрямь единственный, кому такое под силу. Теперь понимаешь?

Отвечать я не стал.

— Но даже если эксперимент пойдет не по плану и, прочитав документы, ты ничего не вспомнишь, остается последнее средство! Вакабаяси незаметно исчезнет и дождется нашей встречи. Он знает: рано или поздно я приду сюда. И тогда посмотрим, вспомнишь ли ты… Если вдруг ты пройдешь этот его экзамен, то в конце концов я попадусь на собственную удочку… С его стороны это блестящий трюк! Первоклассное, изобретение Вакабаяси. Согласен?

Я промолчал.

— Он всегда был мастером на хитрые штучки. И пусть ты подозреваемый, который ни в чем не виноват, но если уж попал к нему в лапы, в голове у тебя все запутается и ты впадешь в неописуемое психическое состояние. В итоге ты вообще перестанешь что-либо понимать, смиришься с тем, что бежать некуда, и как на духу признаешься в том, о чем понятия не имеешь. По сравнению с этим новомодный американский допрос с пытками и пресловутая третья степень дознания — детские шалости! В его арсенале всевозможные методы — от первой степени дознания до сотой! К тому же чередует он их как вздумается, вот что невыносимо… И сейчас происходит то же самое. По версии Вакабаяси, я будто бы убил профессора Сайто, чтобы занять его место. А когда мой эксперимент провалился, решил покончить с собой. Сегодня, подслушивая ваш разговор, я понял: