Шрифт:
Закладка:
– Ты все время говорила про фиолетовый, но среди всего этого великолепия какой цвет ты бы выбрала?
Мой рот открывается, но я не издаю ни звука и качаю головой.
Его улыбка мягкая, как и его губы, когда касаются моих.
– Давай, детка, поищи. Выбирай.
Я киваю, поворачиваюсь и вижу Рэйвен, Мэддока, Ройса и Зоуи; Ройс с тележкой, надо понимать, чтобы складывать отобранные цветы.
– Готова? – спрашивает Рэйвен; и я думаю, что ребенок в ее животе очень быстро растет.
Я киваю, хватаю Кэптена за руку, и мы идем.
* * *
И мне, и Рэйвен, и Зоуи нравится все. Тележки точно не хватит. К счастью, в этом царстве цветов есть грузовики для доставки.
Наша прогулка выглядела так: стоило Рэйвен, Зоуи или мне остановиться на секунду, наши мальчики щелкали пальцами, и кто-то загружал цветы в кузов. В конце концов мы с Рэйвен обменялись взглядами и старались не задерживаться перед очередным чудом. Естественно, они это заметили и разозлились, настаивая на том, чтобы не ограничивать себя.
И вот, четыре дня спустя, мы сидим у себя в усадьбе и смотрим на то, что получилось.
– Итак, розовый, да? – Рэйвен поворачивается ко мне. – Мне казалось, что… Я не знаю, это что-то такое девчачье.
Я смеюсь и перевожу взгляд на свой сад.
Вдоль дорожек, ведущих к большой мраморной скамье, на которой лежат черные подушки, высажены цветы всех оттенков розового.
– Он немного перемудрил, да? – говорю я, но Рэйвен качает головой:
– Нет. Он молодец, Ви.
Кэп выделил место для моего сада прямо под окном моей комнаты. Как он сказал, чтобы я могла смотреть на него в любое время, когда захочу.
Розовый – это то, что меня зацепило, а вообще, это мой дом и мое будущее.
Все дерьмо на моем пути вело меня сюда. К ним.
К нему.
Я понимаю, что все могло быть по-другому, и Зоуи могло бы здесь не быть, но в итоге сложилось так, как должно.
– Привет.
Я улыбаюсь, бросая взгляд на Кэптена.
Он что-то прячет за спиной.
– Что у тебя там?
– Это не для тебя. – Он показывает мне дюжину белых роз, и по их количеству я догадываюсь, что они и правда предназначены не мне.
Кэп наклоняется и нежно целует меня. Потом поцелуй становится страстным, я чувствую, как мои трусики становятся влажными, но он отстраняется.
– Поедешь со мной? – шепчет Кэптен.
– Ты меня так распалил… – дразню я его.
Он громко смеется, хватает меня за руку и ведет к машине.
– Это позже, детка. Обещаю.
– Я думала, мы пойдем купаться, сегодня жарко…
– Пойдем, но чуть позже.
Зоуи уже сидит в машине, пристегнутая, с маленьким фиолетовым букетом в руках.
– Рора, посмотри, что у меня есть.
– Они такие красивые, Зо-Зо.
Она улыбается, вдыхает аромат и смотрит в окно.
Кэптен проскальзывает за руль, и вскоре мы въезжаем на мемориальное кладбище Брейшо.
Вылезаем, и Зоуи бежит туда, где, как она знает, похоронен еще один ее дедушка, Коннор Перкинс.
Мы с Кэптеном догоняем ее, Кэп убирает букет, которому не больше недели, и предлагает Зоуи поставить ее букет в вазу.
– Привет, – говорит Зоуи. – Я принесла тебе цветы. Надеюсь, они тебе понравятся.
Я бросаю взгляд на Кэптена – тот с мягкой улыбкой смотрит на свою маленькую девочку. Почувствовав мой взгляд, он поворачивается ко мне.
– А розы? Разве ты не собираешься положить их? – спрашиваю я.
Он качает головой, костяшки его пальцев скользят по моей щеке.
– Нет, это не для него.
Он делает нам знак следовать за ним. Я беру Зоуи за руку, и примерно через пятьдесят ярдов мы подходим к мраморной стеле.
Кэптен поднимает Зоуи на руки и передает мне букет.
– Возможно, ты захочешь сама их положить.
Он целует меня в щеку, а Зоуи трется своим носом о мой.
Затем они уходят к внедорожнику, а мой взгляд перемещается на стелу. К ней прикреплена маленькая золотая табличка, на которой написано:
В память о Марии Веге.
Слезы наполняют мои глаза прежде, чем я успеваю их остановить.
Он сделал это. Для меня, для себя…
Для нас.
Дрожащими руками я ставлю букет белых роз в красивую медную вазу, сияющую в лучах солнца. Отступаю назад, чтобы осмотреть место, где теперь покоится моя мать. Я ее мало знала, но она заботилась о маленькой девочке, которую мы все любим и которую любила она сама.
Мария была доброй, нежной и никогда не отталкивала меня, как бы я ни поступала по отношению к ней.
Я навещала Зоуи, и она оставляла нас одних, хотя иногда я замечала, что она тайком снимает меня на телефон; зачем – я не спрашивала.
Мне всегда было немного неловко находиться рядом с ней. Мне казалось, что она ждет от меня вопросов, но по какой-то причине я никогда их не задавала. Может быть, потому, что человек, который опекал меня, оказался подлым манипулятором.
Наверное, я не хотела выяснять подробности. Иногда лучше предполагать, чем знать наверняка.
Как бы там ни было, она вырастила Зоуи, и Зоуи получилась чудесной девочкой.
Протягиваю руку и провожу пальцами по гравировке.
Я буду помнить тебя, Мария Вега.
Возвращаюсь к Кэптену и малышке. Кэп стоит у своего внедорожника, на его губах играет легкая улыбка, он обнимает меня, его губы ищут мои, и у меня перехватывает дыхание. Я осознаю, что мое самое большое желание осуществилось. Да, он Брейшо, но даже если он бы оставался Перкинсом, да кем угодно, я хотела бы быть с ним.
Он – моя цель, и рядом с ним мой дом. А Зоуи – она будет для нас всем.
– Так сильно, красавица…
Я улыбаюсь ему и шепчу:
– Я тоже тебя люблю, Кэп.
Навсегда.
– Папа, теперь мы поедем купаться? – зовет Зоуи с заднего сиденья.
Мы с Кэпом забираемся внутрь.
– Конечно. Уже едем, малышка.
Он звонит своим братьям, сообщая им, что мы возвращаемся, а как только вернемся, пойдем в бассейн.
По дороге я вижу, как девушка с короткими, почти серебристыми волосами вылезает из старой белой «Камри»… Спортивная сумка свисает с ее руки.
Смех вырывается прежде, чем я успеваю его остановить, и глаза Кэпа летят в мою сторону.
– Святые угодники… – Я снова смеюсь, а Кэп хмурится.
– Красавица…
Я не могу остановиться.
– Виктория.
– Кэп… Знаешь, это как-то слишком хорошо.
Он не выдерживает и тоже смеется. Мне приятно услышать от него:
– Так и должно быть в нашей жизни, детка.
Я – волна, он – якорь, и эта жизнь – наш океан, – думаю я.
Мы подъезжаем к дому и идем к бассейну. Кэптен помогает Зоуи снять одежду и надеть надувной жилет. Затем раздевается сам, и мой взгляд