Шрифт:
Закладка:
– Игнасио был в тот день во дворце? Должно быть, просто совпадение… Но все равно спасибо, продолжайте искать Рамиро Альвара. Я отправил патрульную машину к башне, но он там не появлялся. Ладно, мне пора, – прервал я разговор, заметив Яго дель Кастильо.
Мы тепло поприветствовали друг друга и вошли в здание архива.
– Я почти забыл, что сегодня Хэллоуин, – сказал он, пока мы шагали по коридору. – На улицах полно людей, переодетых Смертью.
– Не любишь этот праздник? – полюбопытствовал я. Всегда такой спокойный, Яго выглядел немного раздраженным.
– Я не склонен к суевериям, но в этот день моих близких преследуют несчастья, о чем я вспоминаю каждый раз, когда выхожу на улицу в канун Дня всех святых.
– Я нарядил дочку в костюм эгускилора, чтобы отогнать злых духов.
– Очень предусмотрительно с твоей стороны, – ответил он, и его настроение слегка улучшилось.
Я уже поговорил с заведующей, и нам предоставили доступ к семейному архиву Нограро.
– Что именно мы ищем, Унаи? – спросил Яго, пока мы шли по пустынным коридорам.
– Грамоту тысяча триста шестого года за подписью короля Фердинанда Четвертого: «Привилегии, пожалованные сеньорам Нограро». Я хочу, чтобы ты разъяснил мне кое-какие пункты.
Служащая принесла нам требуемый документ, и Яго углубился в его изучение.
– Это классическая формула майората, – наконец сказал он. – Ius succedendi in bonis, ea lege relictis, ut in familia integra perpetuo conservatur, proximoque duque primogenito ordine succesivo deferantur.
Я уставился на него. Интересно, он сам-то заметил, что говорит на латыни?
– «Право старшего сына наследовать имущество своего отца с условием, что это имущество остается в семье навечно и переходит к следующему старшему сыну в порядке наследования», – с ходу перевел он.
– Понятно. Меня интересует конкретный фрагмент, – объяснил я. – «Да не ступит он в тюрьму и не будет осужден, дабы в роду его не переводились достойные люди». Это условие еще в силе?
– Да, если отсутствует более поздний закон, отменяющий пожалованные королем привилегии. Довольно часто условия претерпевают изменения с принятием новых актов.
– Как думаешь, что заставило горожан сдаться и перейти под власть короля Альфонсо? – спросил я, пытаясь направить ход мыслей в другое русло.
– Сложно оценивать их поступки с современной точки зрения. Через несколько лет после осады, в тысяча двести двенадцатом году, прежние враги – король Кастилии и король Наварры – сражались бок о бок в битве при Лас-Навас-де-Толоса[73] против Мирамамолина, того самого, который во время осады Виктории был союзником Санчо Сильного. Границы между королевствами Наварра и Кастилия были довольно расплывчатыми и в одном только двенадцатом веке менялись пять раз. У простых людей тогда отсутствовало чувство национальной принадлежности в том виде, каким мы его понимаем сегодня. Они изо дня в день боролись за выживание в той социальной среде, к которой принадлежали с рождения, и выступали за того или иного монарха в зависимости от привилегий, пожалованных городу, а вовсе не из патриотических чувств. Короли воевали за территорию ради сохранения статуса: им было необходимо постоянно демонстрировать свою силу.
С братьями Кастильо время текло по другим правилам, поэтому я сверился с часами в телефоне, прежде чем позвонить дедушке. Утром он сказал, что поведет Дебу на качели в парк Эчанобе, неподалеку от мурала «Триумф Витории».
Я набрал номер несколько раз, однако дедушка трубку не взял – должно быть, отвлекся.
– Кстати, о генеалогии… Я хотел бы познакомить тебя со своим дедом. Он сейчас присматривает за Дебой, моей дочерью.
Яго улыбнулся, проявляя интерес.
– Полагаю, он весьма энергичный человек, если в состоянии присматривать за правнучкой.
Я пожал плечами: возможно, то, что мне казалось само собой разумеющимся, не было столь очевидно для остальных.
– Он долгожитель. Сколько себя помню, он всегда был старым. Всегда в одной поре. Полон энергии. И хотя в последние недели начал ходить с тростью, вряд ли она ему нужна.
Я подозревал, что после того, как Игнасио напугал его в Лагуардии, дед решил носить с собой трость в качестве средства защиты. Но когда я спросил его об этом, он сделал вид, что не понял меня.
– Был бы рад с ним познакомиться, – сказал Яго.
По пути в старую часть города нам встретилось немало ряженых в костюмах скелетов и чертей. Полчаса спустя мы подошли к парку, расположенному на самой высокой точке города. Мне здесь очень нравилось.
Войдя через металлические ворота, мы увидели только пораженную молнией секвойю, которую кто-то превратил в скульптуру. Не было слышно ни радостного щебетания Дебы, переодетой эгускилором, ни дедушкиного: «Попалась, плутовка!»
– Унаи! – крикнул Яго. – Вызывай «скорую»!
Он бросился к распростертому на земле безжизненному телу дедушки.
Я остолбенел, тупо глядя на них, как на пришельцев из другого мира.
Мой друг проверил пульс на шее у дедушки, окровавленный берет которого валялся у моих ног. Я его не поднял.
– Остановка сердца! Ради бога, Унаи, вызови «скорую», ему срочно нужна помощь!
Но я не реагировал. Дед лежал неподвижно. Деба исчезла.
Отстраненным взглядом я наблюдал, как Яго со знанием дела расстегнул дедушкино полупальто и начал ритмично надавливать ему на грудь. Затем он распрямил его шею, зажал нос и вдохнул в рот воздух. Раз, пауза. Второй раз.
– Унаи, очнись, наконец! Иди сюда! – в отчаянии крикнул Яго.
Но я был не в силах пошевелиться.
Открыв рот, я, к своему ужасу, обнаружил, что ко мне вернулась афазия Брока. Я не мог произнести ни слова.
Яго продолжал делать искусственное дыхание, но дедушка не реагировал. Тогда Яго сел на него сверху, нажимая на грудную клетку всем своим весом.
– Унаи, – заговорил он другим тоном: спокойно, тихо, как с ребенком. – Унаи, подойди ближе. Сделай шаг. Всего один шаг.
Я безотчетно повиновался. Мое тело откликнулось на отеческий голос. Правая нога выдвинулась вперед.
Яго продолжал вдувать воздух изо рта в рот. Я осознавал происходящее, но это было все равно что смотреть фильм в кинотеатре, не имея возможности выйти из зала.
– Очень хорошо, Унаи, – повторил тот же голос, который меня так успокаивал. – Теперь еще один шаг. Подойди ко мне.
Моя левая нога повиновалась. Еще один маленький шажок. Достаточно близко, чтобы увидеть желто-зеленое, безжизненное лицо дедушки. Привычный румянец сошел с его щек.
– Еще шаг, Унаи.