Этот поцелуй не был нежен, он был полон ярости и силы, полон всего, что они подавляли многие недели и месяцы. Кива обняла Джарена за талию, пропустив руку под рюкзаком, а другую запустила во влажные от дождя волосы, притягивая его к себе. Не сдержавшись, всхлипнула, когда они прервались набрать воздуха – ее переполняли чувства, но тут он вновь поцеловал ее, язык проник в ее рот, и она застонала, не размыкая объятий. Колени подогнулись, и Джарен подхватил ее, еще углубляя поцелуй. Его стон скользнул по ее горлу, и Киву пробрало до мурашек. В животе разлилось тепло, жар пробежал по коже, тело оживало под его ладонями. Она не хотела его отпускать, даже не знала, сможет ли…

Но тут в пелену их страсти ворвался громогласный раскат грома. Оба посмотрели на небо – они не заметили, как хлынул ливень, как вода намочила одежду и теперь стекала на каменную соль у них под ногами.

Кива тяжело дышала; одна рука оставалась в спутанных волосах Джарена, другой она вцепилась в его талию так, будто от этого зависела ее жизнь. Она ошалело уставилась на него и увидела в его глазах то же самое выражение, и он смотрел на нее в ответ так, будто… будто…

– Ты и правда не злишься на меня, да? – робко шепнула она.

Он тихо рассмеялся, так легко, что у Кивы на глазах вновь выступили слезы, а зияющая дыра в сердце начала бесследно зарастать.

– Нет, родная, – прошептал он в ответ, губами собирая слезы с ее щек. И добавил, не отстраняясь: – Правда не злюсь.

Она ничего не смогла с собой поделать – разревелась прямо в его объятиях, плечи вздрагивали, грудь вздымалась, пока вся боль волнами изливалась из нее, оставляя после себя только чистоту. Она чувствовала, что Джарен успокаивающе поглаживает ее по спине, шепчет что-то утешающее на ушко. Но ей хотелось другого. Выдохнув его имя, она подняла голову, и он сразу понял, вновь прижался к ней губами – нежный, любящий, настоящий, каким он и был всегда.

– Прости меня, – проговорила она ему в губы. Ей нужно было высказать это вслух, дать ему понять, что она говорит от чистого сердца. – Пожалуйста, прости.

– Хватит извиняться, – прошептал он в ответ.

– Но я…

Он сцеловал с ее губ возражения, заставляя забыть, что она собиралась сказать, заставляя забыть собственное имя. Его радость, его прощение, его любовь – больше Кива ничего не помнила, сердце было до боли полно, и боль эта была прекрасной, идеальной, бесконечной.

Но тут раздался следующий раскат грома, за ним – вспышка молнии, и они оба поняли, что оставаться дальше снаружи опасно.

Разрумянившийся Джарен оторвался от нее, тяжело дыша, с распаленным взглядом, подернутым пеленой. Но он собрался быстрее, чем Кива, взял ее за руку и сказал:

– Надо добраться до пещеры.

Кива восхитилась его прикосновением, легким, охотным, едва смея поверить, что все это правда. Но потом посмотрела на него и правда взглянула на нее в ответ, несомненная и зримая.

Он не злился на нее. Не винил ее.

Он ее любил.

Как и сказал.

– Правда, мне бы очень хотелось продолжить… – хрипло сказал Джарен, и глаза его потемнели, когда он посмотрел на ее губы. – И поверь мне, очень, очень бы хотелось…

Гром вновь разорвал небеса, и молния сверкнула уже ближе.

– Но тут мы просто мишени, – закончила за Джарена Кива, которую не нужно было упрашивать. Потребовались колоссальные усилия, но она все-таки смогла на время обо всем забыть и подтолкнула его вперед как раз в тот момент, когда небеса разверзлись и дождь хлынул стеной; стало ничего не видно и не слышно, даже собственных мыслей.

Они слепо бежали прочь от расщелины, поскальзываясь и спотыкаясь там, где соляная вершина поросла тонким слоем мха, который стал скользким от дождя. Каким-то чудом они все же не упали, с каждым шагом приближаясь к пещере, пока вокруг все сильнее сверкали молнии.

Но в кои-то веки они добрались и влетели под каменные своды, и как раз вовремя – молния ударила в гору так близко, что Кива ощутила статическое напряжение и зажала руками уши при оглушительном раскате грома.

– Близковато, – проговорил, тяжело дыша, Джарен.

Кива не смогла ответить: она отчаянно втягивала воздух в легкие.

Наконец перестав пыхтеть, она откинула волосы с лица и, грустно посмотрев на текущую с нее воду, заключила очевидное:

– Я выгляжу как мокрая крыса.

Джарен улыбнулся:

– Самую малость.

Он, разумеется, ухитрялся смотреться так же безупречно, как и всегда, пусть даже с него натекло воды с хорошую речку. Все это чудовищно несправедливо, подумала Кива, корча ему рожу.

Джарен хохотнул и обнял ее, и выражение его глаз говорило, что ему совершенно безразлично, насколько они вымокли, и даже то, что они наконец добрались до цели. Кива понимала, что нужно поискать кольцо, но снаружи бушевала гроза, так что уйти сразу все равно бы не получилось. Время было. Можно было воспользоваться моментом и насладиться обществом друг друга, можно было…

Мысли оборвались, когда она увидела кровь на его руке.

– Что случилось? – спросила она, беря его руку и поворачиваясь к выходу из пещеры в поисках света, чтобы осмотреть рану.

– Ерунда. Край расщелины оказался острым, вот и все.

Кива вспомнила, как он подтягивался, помогая ей, – ему все это время было больно, а она даже не заметила.

Теперь она смотрела на Джарена и раздумывала над еще одним выбором. Этот должен быть проще, учитывая все, что выпало на их долю, и все их признания. Но Кива все равно волновалась, когда посмотрела ему в глаза и призвала магию; золотое свечение сразу откликнулось, осветило пещеру и мягко перетекло от нее в него.

Хотелось отвернуться – Кива боялась того, что могла прочесть на его лице. Это было иррационально: он знал, что она владеет целительским даром, несколько недель наблюдал за ее тренировками. Даже помогал ей. Но исцелять его впервые с той ночи, когда она спасла ему жизнь… Все равно что признать, кто она на самом деле.

Корентин.

Некогда – его кровный враг, а теперь – предательница собственной семьи.

Она не представляла, как он отреагирует, не осознает ли вдруг то, чего она боялась все это время: что у них нет будущего, что слишком много обстоятельств против.

Но случилось не это.

Вместо этого Джарен коснулся ее щеки свободной рукой; золотое свечение ореолом окутывало их обоих, и он