По примеру романиста, мы оставим здесь короля Артура и короля Кармелидского, чтобы заняться его юными племянниками, впервые выведенными на сцену, которую они позже наполнят ослепительной славой своих приключений.

Мы упоминали, что король Нотр Гарлотский был женат на одной из единоутробных сестер Артура. Дама эта звалась Блазина[385], дочь Игрейны и герцога Хоэля Тинтагельского. От их брака родился благородный Галескен, которому шел уже шестнадцатый год и которому предстояло однажды занять место среди двухсот пятидесяти рыцарей Круглого Стола.

В одно прекрасное утро Галескен подошел к своей матери с такими словами:

– Матушка, правда ли, что вы дочь герцогини Тинтагельской и сестра того самого короля Артура, что с малыми силами обратил в бегство одиннадцать королей?

Блазина отвечала, прослезившись:

– Конечно, сынок; король Артур – ваш дядя и мой брат; а еще он близкая родня вашему отцу, королю Нотру, как я слышала частенько от вашей бабки, королевы Игрейны.

– Если так, – ответил Галескен, – я добьюсь, чтобы мой дядя Артур сам препоясал меня рыцарским мечом, и ни за что на свете я не оставлю его дружину.

После того юноша возвратился в свой покой, призвал гонца и наказал тому пойти передать от него Гавенету[386], старшему сыну короля Лота, просьбу прибыть на третий день Пасхальной недели к Новому замку, в Бредиганском лесу[387], куда он и сам приедет, чтобы потолковать с ним об одном важном деле.

Как вы уже знаете, у короля Лота было четыре сына, не считая Мордреда, истинный отец которого вам известен не хуже. Звали этих четырех Гавейн, Агравейн, Гахерис и Гарет.

Однажды юный Гавенет возвращался с охоты, одетый в сугубо походное платье, какое мог зимой носить оруженосец; он вел двух борзых на поводках, а следом бежали две ищейки. Гавенет был высок и хорош собою. Послушайте, какой дар он получил при рождении: он вставал поутру одним из бравых рыцарей сего мира; к шести часам сила его возрастала вдвое, а к девяти часам – вчетверо; когда звонили полдень, он снова был таков, каким пробудился, затем удваивал силы к Девятому часу и учетверял к часу Вечерни, к полуночи. Такова была природа Гавенета[388].

Его мать[389] сидела у камина перед жарким пламенем: она печально размышляла о баронах, не признающих короля Артура, о нашествии Сенов, о том, не окажется ли земля Бретани навеки во власти безбожников. Увидев слезы, струящиеся по лицу матери, Гавейн спросил:

– Матушка, отчего вы так плачете?

– Разве нечего мне оплакивать? – ответила дама. – Я вижу, как вы теряете время на вздор, когда вам подобало бы уже стать рыцарями и носить оружие при дворе вашего дяди, короля Артура. Так вы подвели бы дело к миру между своим отцом и дядей. Это ли не великая гордыня и великая вина баронов – не признавать Артура и продолжать войну, не угодную Господу Богу, как видно по несчастьям, от нее проистекающим? Пока они бегут от Артура, Сены вторгаются в их земли и обращают все в прах. А вы и не помышляете, как их помирить, а тратите время впустую, гоняясь за зайцами в поле.

– Как, матушка, – воскликнул Гавейн, – так это правда, что король Артур – ваш брат и наш дядя?

– В этом не сомневайтесь, сынок.

И тут она рассказала, как Артур был зачат, воспитан у Антора, признан Мерлином, Ульфином, архиепископом; как выдержал испытание каменной плитой.

– Раз такое дело, – сказал Гавейн, – перестаньте плакать, матушка; помяните мое сыновнее слово, я приму шлем на голову и меч на пояс не иначе, как из рук короля Артура. Я поеду с братьями в Логр, чтобы получить от него доспехи и впредь поддерживать его против всех и каждого, кто вздумает его свергнуть.

– Не мне отговаривать вас, сынок, ведь последняя моя надежда – на доброе согласие между королем, моим супругом, и королем, моим братом.

Тут в залу вошли Агравейн, Гахерис и Гарет. Королева пересказала им свою беседу с Гавенетом.

– Верно, братец, – сказал Агравейн, – вас же первого надо пристыдить; вы у нас старший, вам и положено представить нас ко двору короля Артура, а не на охоту водить. Не дадим поймать себя в западню, как малых птенцов: отсюда до Сенов один день пути; как же их изгнать с наших земель без короля Артура?

Гавейн не стал выговаривать брату за такие речи.

– Осталось лишь собраться, – сказал он, – через две недели выезжаем.

– Не беспокойтесь ни о чем, мои милые, – ответила мать, – я распоряжусь о ваших доспехах и лошадях; вам останется только сесть и поехать, спаси и сохрани вас Господь.

На другой день после столь важного решения Гавенет получил послание от кузена Галескена, назначавшего ему встречу у Нового замка, в Бредиганском лесу. Гавейн ответил на его призыв, и в третий день Пасхальной недели четверо братьев были в означенном месте.

– Кузен, дорогой мой, – сказал Гавенет Галескену, – я не хотел бы пренебречь тем, чего желаете вы, но я задумал другой поход, крайне желательный для меня.

– Сир, – спросил Галескен, – куда же вы хотите идти?

– Я хочу, – ответил Гавейн, – пойти служить самому доблестному, самому великодушному, самому честному, самому милосердному и самому высокочтимому из всех рыцарей на свете.

– Ого! – отозвался Галескен, – скажите нам имя этого рыцаря; это, часом, не тот ли, о ком я собирался вам говорить?

– Имя его, – сказал Гавенет, – не из тех, что боязно произносить среди добрых людей. Это монсеньор Артур, наш дядя, с которым местные бароны затеяли столь злобную распрю. И знайте, что я в жизни не буду носить другого меча, кроме того, что приму от него.

При этих словах Галескен бросился к Гавенету с распростертыми объятиями:

– Я же к тому и просил вас встретиться, – сказал он, – чтобы вместе обсудить, как бы нам добраться до короля Артура и просить у него посвящения.

Радостно простившись, юноши так принялись за дело, каждый на своем месте, что сумели собрать семь сотен ратников, с которыми они вышли в поход и прибыли в земли, где уже стали разбойничать Сены. При въезде в королевство Логр им повстречался обоз с провизией, которую три тысячи безбожников везли в Скалу-у-Сенов близ Аронделя. Выбор был сделан без промедления: они решили умереть или отобрать добычу.

– Вот и увидим, кто чего стоит, – сказал Гавенет, – ведь мы в своей вотчине, и мы защищаем свое право от тех, кто портит