Шрифт:
Закладка:
Сосок левой груди набух и звучно лопнул. Из расширяющейся раны, как крем из кондитерского мешка, упруго полезла густая бурая жижа, нафаршированная осколками стекла и пластика, ошметками резины, гранулами пенопласта.
Юлька разлагалась на гниль и мусор. Прелой бумагой и целлофаном отходила кожа, редкие островки плоти соседствовали с овощными очистками, обрывками грязной ветоши и пивными пробками. Яичной скорлупой ломались ногти. Из трещин сыпалась красноватая пыль.
Облысевший череп глухо хрустнул, развалился надвое. Вместо мозга Роман увидел желтоватый растрепанный ком стекловаты, щедро забрызганный битумом.
«…будут страдать те, кто рядом… – рвано пульсировало в голове. – …будут страдать…»
Спустя несколько минут Юльки не стало. Вместо нее на софе лежала куча всякой дряни, ничем не напоминающая очертания женского тела. Кошмар выбрался из сна, чтобы забрать ее. Помойкой воняло по-прежнему, только теперь это был запах смерти.
Роман смотрел на кучу и плакал – беззвучно, опустошая душу, сам не понимая, что плачет…
В комнате стало светлее. Роман вздрогнул: источник света находился за спиной. Торопливо, насколько позволяли ослабевшие ноги, повернулся. И тут же подавился очередным глотком воздуха: реальность мощно и безжалостно саданула под дых.
На мониторе ноутбука возникла комната Антона.
Почти сразу в кадре появился и он. Голый по пояс, судорожно ощупывающий свое лицо, шею, плечи, грудь, живот, словно убеждаясь, что с ними все в порядке. Но мутный от ужаса взгляд говорил – это лишь признак неотвратимых и очень близких перемен.
Антон в очередной раз тронул левую щеку и тут же отдернул ладонь. На щеке появилось пятно – темное, размером с рублевую монету, и оно начало неспешно расти, разъедая плоть, приобретая сходство с кляксой. Антон напрягся, широко открыл рот. Звука не было, но Роман физически почувствовал крик друга – долгий, надсадный.
Верхние фаланги на правой кисти тоже потемнели. Из кончика мизинца, выглядевшего так, словно им несколько раз провели по крупной терке, ухитрившись не задеть ноготь, выглянуло белое.
Кость.
Антон гнил заживо.
Дыра на щеке стала размером со спичечный коробок, оголив боковые зубы, гниль добралась до ноздри и уголка рта. Фаланги укоротились наполовину, на догнивающих лоскутах кожи желтоватыми лепестками болтались ногти. Пятна начали возникать на животе, шее, спине…
Антон кричал не переставая, и от этого изуродованное лицо было еще страшней. От верхней губы осталось меньше половины, гниль переползла на нижнюю. Белели ушные хрящи. Левый бок исчезал, открывая дуги нижних ребер. Антон упал на колени, в узкую дырку на животе выдавило сероватый изгиб кишки.
Роман закрыл глаза, приготовившись к тому, что изображение переселится в голову и не исчезнет до тех пор, пока от Антона не останется лишь скелет. Но этого не случилось.
«Мама, папа!» – мысль обожгла, заставила вскочить. Роман сгреб лежащий рядом с ноутбуком мобильник, но сразу бросил его обратно. Гаджет был омерзительно липким, ощутимо проминался под пальцами и знакомо попахивал тухлятиной.
Роман схватил джинсы, впрыгнул в них, рывком затянул ремень.
«Машка, девчонки!»
Мать с отцом и родная сестра с дочками-близняшками жили в разных районах города. Роман натянул футболку, чувствуя, как привычный мир трещит и расползается по швам, обнажая гнилое мясо невыносимого кошмара. Он не знал, может ли помочь родителям и сестре. Но сидеть в ожидании, когда на экране ноутбука начнется очередная, способная полностью лишить рассудка жуть, он не мог.
Роман метнулся в прихожую, обулся в кроссовки. Захлопнул, не закрывая на ключ, дверь, побежал вниз. Выскочил из подъезда и через несколько шагов замер, не в силах сделать выбор, куда идти в первую очередь.
Калека вышел слева, из-за густых кустов сирени. Остановился, нашел Романа взглядом…
– Убьешь меня здесь – будет только хуже.
Торопливая, но равнодушная фраза пригвоздила собравшегося прыгнуть Романа к месту. Он сжал дрожащие пальцы в кулаки, бессильно выдохнул:
– Ты, тварь…
Бомж еле заметно покривил губы, но во взгляде не промелькнуло ничего – ни злости, ни превосходства, ни жалости. Калека смотрел безучастно, словно зная, чем закончится их беседа.
– Жаль, что ты не пошел со мной тогда. Все было бы иначе.
– Твааарь…
– У тебя есть шанс остановить это.
– Пойти с тобой?
– Да.
– Куда?!
– К тем, кто выше меня… Богам Падших. Сейчас исполняется их воля.
«Бред, какой бред…»
Память воскресила битое стекло, ржавчину и опарышей, вылетающих из Юлькиного рта. Роман бессильно опустил руки, посмотрел на калеку. Тот качнул головой:
– Пойдем.
– Убивать тебя?
– Не убивать – помочь. Перерождение может дать только тот, чья жизнь далека от боли и страданий. Это придумано не мной, и другого пути нет.
– Да почему я-то?!
– Так подсказало сердце, – пожал плечами калека. – Выбор сделан.
– Выбери кого-нибудь другого!
– Не могу. Смирись с этим.
– Для чего это вот все?! Эта… жесть? Издевательства, смерти?! Я могу знать хотя бы это?!
– Для Богов – это развлечение. Для Падших – дорога к величию. А она никогда не обходилась без жертв… – тон калеки не оставлял сомнений в том, что он верит в свои слова. – Все ступают на нее добровольно, но идти приходится до конца, и неважно, каким он будет. Ты можешь существовать и умереть на дне, а можешь взлететь туда, куда не попадут миллионы. Умереть в борьбе за это право лучше, чем жить без надежды. Боги жестоки, но они всегда держат свое слово.
Роман смотрел на него, не пытаясь скрыть ненависть. Бомж выждал несколько секунд и снова качнул головой:
– Идем, если не хочешь потерять больше.
Роман шагнул к нему.
Погружающийся в сумрак путь довольно скоро пошел по незнакомым местам. Город словно впускал покорно идущего за калекой Романа в свою темную изнанку: туда, куда прежде он не мог бы попасть ни в каком случае…
Узковатые улочки с плохим асфальтом и ветшающими домами. Тусклые или вовсе разбитые фонари, переполненные урны, поломанные кусты. Они перемежались пустырями, хлипкими мостками через канавы, из которых несло тленом. Дальше началась промзона – неряшливое переплетение труб, разномастные корпуса, очажки помоек по обочинам и возле ограждений. Иногда попадался старый, прочно заброшенный недострой. Порой в отдалении мелькали темные фигуры, и Роману казалось, что это – бездомные, отчаянно желающие прикоснуться к непонятному перерождению хотя бы издалека…
Через некоторое время исчезли люди и машины, мир спеленала тишина, нарушаемая лишь звуками шагов. В темной воде луж между разномастными заборами городской окраины, охраняющих безжизненные окна огородных построек, отражались тусклая, будто бы замызганная луна и звезды, похожие на
