Шрифт:
Закладка:
— Так я и не хотел бы, чтобы в моей семье по пять раз в день совершали намаз, стучась лбом о пластиковую циновку.
— Я тоже не хотела бы. Тогда почему в Низаме халифата записано, что все люди при рождении обладают равными правами, а в действительности мусульмане выше всех. Все животные равны, но некоторые животные равны более, чем другие.
— Животные?
— Ага. — Она открыла небольшой сейф, достала из него какое-то издание и протянула мне. — Бери, почитаешь на досуге. Только осторожнее, она очень старая и хрупкая.
Я держал в руках роман некоего Джорджа Оруэлла под названием „Скотный двор“, изданный на чешском языке. На последней странице стояли выходные данные и дата — 12.03.2088 г. Два последних века на бумаге ничего не печатали. Зачем, если существуют электронные книги, да и вся документация хранилась в компьютерных базах данных. Бумажные издания можно было встретить только в музеях да в частных коллекциях, при этом такие коллекции должны быть зарегистрированы и цензурированы.
— В Сети ты её не найдёшь, она входит в число запрещённых. Так же, как и „451° по Фаренгейту“ Брэдбери. Если захочешь, я тебе потом дам и её почитать. А эту никому не показывай, иначе можешь попасть под статью об измене. Казнить не казнят, но пожизненное могут влепить. Да и я попаду под раздачу вместе с тобой.
— А ты почему? Я же никому не скажу…
— Гек, — улыбнулась она мне, как несмышлёному ребёнку, — палачи из пражской тюрьмы выбьют из тебя любое признание. Ты признаешься даже в том, чего не совершал. Так что постарайся нигде книгу не „светить“, читай под одеялом с фонариком. Это я, конечно, утрирую, но тем не менее. Помни, что повсюду стоят камеры наблюдения.
— Тогда и правда остаётся читать только под одеялом, — усмехнулся я.
„Скотный двор“ и прочитанный следом и также запоем „451° по Фаренгейту“ перевернули моё видение окружающего мира. Я уже представлял себя таким вот Гаем Монтэгом, спасителем книг, чьё призвание — донести их содержание до потомков, а Ингу — Клариссой. И отчётливо понимал, что мы живём в самом что ни на есть тоталитарном обществе, мало чем отличающемся от описанного в романе Брэдбери.
Я хотел читать. Читать то, что открывало мне глаза на действительность, выворачивая и мир вокруг, и меня наизнанку. Больше у Инги книг не было, однако она сказала, что сведёт меня с одним своим знакомым, который периодически сможет одалживать мне книги. Звали его Март, и работал он… хм… уборщиком в метрополитене.
Наше знакомство и состоялось там, под землёй, когда Март, высокий жилистый тип с тёмными, вьющимися, спадающими на плечи волосами, гонял по станции имени Ясира Арафата поломоечный аппарат.
— Привет, Март, это Гек, я тебе о нём рассказывала, — сказала Инга, представляя нас друг другу.
И снова рукопожатие, к которому за время встреч с Ингой я начал уже привыкать. Март выключил агрегат и пригласил нас пройти в подсобное помещение, дверь в которое открыл магнитной картой. Здесь я увидел ещё пару таких же поломоечных машин, на вешалке висели комбинезоны, стоял столик с табуретом, на столике — чашка с блюдцем и ложечкой и мини-кофейный аппарат. В общем, было чистенько и даже уютно. Впрочем, оказалось, что подсобка не так проста. В дальнем её конце пластиковая панель сдвигалась в сторону, открывая проход в помещение, по размеру чуть больше подсобки. И здесь были люди! Пара мужчин — один помоложе, второй постарше, с седоватыми висками, и женщина лет тридцати. Старший держал в руках книгу „Оскар и Розовая Дама“[26]. Они полусидели-полулежали на узорчатых матрасах с валиками, что-то негромко обсуждая, но при нашем появлении замолчали.
— Знакомьтесь, ребята, это Гек, о котором Инга говорила, — чуть подтолкнул меня вперёд Март.
И вновь рукопожатия, сопровождавшиеся изучающими взглядами. Мне освободили место на одном из матрасов, рядом с женщиной, которая представилась Хлоей, Инга села напротив рядом с Лукашом и самым старшим, представившимся Карлом. Март покинул нас, наверное вернувшись к уборке станции.
Видя застывший в моих глазах вопрос, Карл решил сразу объясниться.
— Я знаю, Гектор, — он предпочёл полное имя, — что ты интересуешься книгами. Это хорошо, и мы сможем тебе помочь. Но раз так, то почему бы тебе не стать одним из нас, не присоединиться к нашему кругу? Мы называем себя библиотекарями. Ты, вероятно, не знаешь, но пару веков назад можно было прийти в библиотеку и взять напрокат любую книгу. Когда образовался халифат, библиотеки стали закрываться, сейчас они остались только при мечетях и медресе, и все книги и рукописи там, понятно, религиозного содержания.
Карл говорил спокойно, негромко, но каждое его слово проникало в мой мозг и укладывалось в аккуратную стопку. Первоначальное волнение уступило месту расслабленности, я просто сидел, упираясь поясницей в мягкий валик, и, словно губка, впитывал в себя новую информацию.
Карл рассказал, что он и его друзья ищут старые книги, которых не встретишь в электронном виде. Да и хранить их в цифровом варианте опасно, так как все гаджеты контролируются службой безопасности пражского анклава, равно как и каждый шаг его жителя. Неудивительно, что здесь стоит „пиратская“ глушилка, блокирующая вживлённые под кожу каждого из нас микрочипы.
— Мы собираемся здесь каждую последнюю субботу месяца, — сообщил Карл, и я вспомнил, что сегодня как раз такая суббота, — чтобы поделиться, кому какую книгу удалось найти, обмениваемся изданиями и обсуждаем их. Ты должен понимать, что мы не афишируем то, чем занимаемся, иначе нам несдобровать. И тебе тоже. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнул я, на самом деле не до конца осознавая, во что вляпался.
— Впрочем, если ты боишься и тебя устраивает твоя жизнь, прямо сейчас можешь уйти, и мы забудем друг о друге.
Я поймал на себе испытующие взгляды присутствующих, чувствуя некий дискомфорт. В трусости меня никогда не обвиняли, но, с другой стороны, и поводов доказать свою смелость в моей жизни было немного. Детские потасовки не в счёт. Но книги… После двух одолженных у Инги романов моя тяга к чтению стала так сильна, что меня не
