в конце парка, которая уже покосилась от времени, а Марьяне ничего не оставалось как подчиниться её желаниям. Она была странной, загадочной, что казалось знает все и наперёд, и вот-вот откроет истину, которую так страшится Мари.

— Ты знаешь, после нашей встречи, самой первой я будто чувствовала что знакомы мы, а тут выясняется, что это ты отдала меня Анне Степановне, вернее продала, — Начала Мари, когда они подошли к беседке.

— Всё да не всё ты знаешь, — отрезал та, уставившись на неё.

— Верно, — произнесла Мари, — одно меня пугает, как можно ребёнка точно куклу продать.

— Можно, когда в рот положить нечего и знаешь, что та кому продаешь вернее матери будет, — сверкнула Аглая пугающим чёрным взглядом.

— Кто? — Прочеканила Мари, — кто были мои родители? Кто та мать, что не хотела видеть меня?

— Не торопись, не спеши, все по очереди, все по порядку будет, — остановила та, усмехаясь её решительности.

— Я столько лет не хотела знать и теперича ты о порядке говоришь? — Нетерпеливо всплеснула руками Марьяна.

— Иди сюда, девочка, — Аглая взяла руку Мари и сжала в ладонях. — Отца своего ты знаешь, видела, он тебя видел знал, полюбил любовью отеческой.

— Ничего не понимаю, — прошептала Мари, чувствуя жар от рук собеседницы. — Как такое возможно?

— Судьба бывает злой, а порой её дороги и впрямь проведение, — говорила та, глядя в непонимающий взгляд девушки, — мы думаем это совпадение, шутки, забавы, но это сам Господь всему указ, его это работа.

Аглая посмотрела на него и мимо пронеслась стая резвых птиц, она указала на них Мари.

— Видишь, какие они безработные, но это не от того что так есть, это мы так видим, нам так кажется, так и в жизни вещи не такие какими кажутся, а люди это шкатулки с лабиринтом — в которых мы чаще всего не разбераемся, — точно сказку рассказывала та.

Она отпустила руку Мари и вздохнула глядя вдаль.

— Когда я отдала тебя княгини, то знала что в надёжных ты руках, — продолжала по делу та. — Я наблюдала за тобой, приходила и с княгиней Протасовой виделась с ней о тебе справлялась. В тот день — первой нашей встречи, все случайно вышло, опять проведение привело тебя ко мне. Кулон, тот что тебе отдала — он матери твоей принадлежал, как сейчас помню, она отдала его мне, как плату за услугу, что тебя в семью пристрою. Я же его не продала, а решила сохранить — потом тебе отдать решила, поелику и плату взяла с княгини, чтобы с голоду не умереть.

— Боже, — схватилась Мари шею рукой, до того ей показалась чудовищем родная мать, что стало трудно дышать.

— Так вот, — продолжала та. — Когда я узнала, что Протасов плохо с тобою обращается, а тем паче замуж тебя не весть за того хочет отдать, то решила действовать. Ты думаешь как я это все узнала? Да лакей Гавриил моим информатором был. Первое, что сделала написала твоему отцу родному.

Мари тяжело дышала, ей казалось над её головой свисает каменная плита, которая вот-вот рухнет на неё.

— Ты думаешь, почему граф Оранский на тебе женился? Почему будучи один во всем свете он решил обзавестись молоденькой супругой, а ведь ему видимо не долго оставалось? — Наступала Аглая, а Марьяна не понимала к чему она клонит. — Он был хорошо знаком с княгиней Протасовой, та немало сделала для него и даже жизнь спасла, а он был бы безмерно раз отблагодарить ту. Николай Платонович мой сводный брат, отец у нас один, а вот матери разные. Мы не общаемся со времен смерти отца — слишком разнятся у нас на жизнь взгляды.

Мари окаменела, покойный супруг не разу не говорил о том, наоборот — пару раз обмолвился о родителях, но о других родственниках не разу.

— Я всё боялась, вдруг он не захочет, вдруг не приедет, — говорила та. — Но обошлось — взял он тебя в жены. Но самое главное не это, а то что граф — отец твой.

Лицо Марьяны сначала вытянулось, затем она закачала отрицательно головой.

— Быть не может, — пролепетала она, поражённая её словами, точно стрелой.

— Модет, — усмехнулась Аглая. — От правды не уйти. Граф Оранский твой отец. Ты хотела правды, ты узнала её. Не всегда правда красивая и приятная, чаще она имеет уродливое злое лицо, способное даже убить.

— Не может быть, — губы Мари задрожали, защищали глаза, в горле заболело, комок сжал горло. — Как же так?

— Он ничего не знал, — продолжала та. — Я по другому было нельзя, ежели бы я написала правду, он бы не поверил мне, посчитал обманщицей, а так сразу среагировал. Так вот, перед кончиной его — письмо ему написала, все рассказала, о тебе, о том что знаю, решила не молчать больше. Только не долго прожил он — покинул тебя ничего не сказав.

Лицо Мари исказила маска боли, слезы вырвались из глаз, стало больно. Ей казалось, что та плита над ней теперича сорвалась и упала на неё в виде страшной правды, доставляет нестерпимую боль. В голове отчётливо слышались слова Николая Платоновича «Дитя моё!» Получалось, что не зная кто она он точно чувствовал их родственную связь, любил её отеческой любовью, которую Мари всегда чувствовала. Его трепетное, заботливое отношение не сравнимо не с чем, он всегда хотел чтобы у нее все было, а она всегда спрашивала себя, чем она заслужила такого необыкновенного покровителя. Она помнила как в один из последних его дней ему стало плохо, как он говорил про письмо что он бросил в камин, но ничего не сказал о его содержании.

— От был моим отцом, — шептала Мари, держась руками за балюстраду. — А я ничего не знала.

— Теперича знаешь, — отозвалась та.

— Почему же он ничего мне сказал? — Глядя в пустоту, что сливалось перед глазами произнесла она.

— Видимо не хотел ранить, зная что он во многом ошибся, в том числе и с твоей матерью, — вздохнула Аглая.

— Кто была моя мать? Где она? — Мари сверкнула на неё заплаканными глазами.

— Когда-нибудь ты узнаешь, — только и ответила та.

Мари сильно зажмурила глаза, она видела перед собой доброе и мудрое лицо графа, их первую встречу, её страхи относительно него, а в груди была такая тяжесть, точно в неё положили все грехи мира.

— Если бы я знала, — шептала она, — ежели бы только знала.

Она обернулась, но Аглае и след простыл, она исчезла точно её и не было и Мари осталась одна. Собравшись она направилась домой, хотелось рухнуть на кровать и ещё