корабль должен был подойти к башне и вызывать на себя огонь ее защитников, в то время как трап перебрасывали на парапет, и рыцари должны были быстро пройти по нему. В это же время с полос суши на берегу между башнями должны были быть подняты штурмовые лестницы на наружные стены. Одновременно рыцари сухопутной армии должны были атаковать стены Влахерн, отвлекая на себя как можно больше солдат императорской армии.

Крестоносцы понимали, что перед ними стоит трудная задача. Стены на суше, протянувшиеся от Золотого Рога до Мраморного моря, были двойными с внешним рвом. На определенном расстоянии друг от друга на стене стояли башни, расположенные таким образом, что те, которые находились сзади, выходили на наружную куртину. Были еще многочисленные ворота и боковые двери, которые давали византийцам возможность совершать вылазки против нападавших. Одни лишь сухопутные стены были в длину около четырех миль, тогда как у нападавших было достаточно людей лишь для нападения на одни ворота и прилегающие к ним части стены. Несмотря на крепкие башни, приморская стена была слабее, имела лишь одинарную толщину и отстояла от берега на некотором расстоянии во многих местах. И дож, и Бонифаций понимали, что атака венецианцев будет более многообещающей. Когда Алексей III узнал, что крестоносцы уже в пути, постарался подготовиться к обороне, снеся все частные постройки, подступавшие к стенам.

Когда венецианцы готовили свои корабли, крестоносцев донимал постоянный обстрел с городских стен (в основном это были стрелы, так как у византийцев не хватало метательных машин). Группы защитников по пять-шесть раз в день выходили из тех или иных ворот и постоянно заставляли крестоносцев обороняться; даже ночью случались подъемы по тревоге. Невозможно было уйти далеко от лагеря в поисках продовольствия, так как одиночек безжалостно убивали. Пищи, особенно свежего мяса, стало не хватать. Тем не менее французы хорошо показали себя; их многочисленные камнеметалки постоянно бомбардировали Влахернский квартал, особенно императорский дворец, и Никита Хониат свидетельствует об ущербе, причиненном метательными снарядами. Но настоящее сражение еще не начиналось.

Совместный штурм был назначен на 17 июля. Французское войско было очень мало: в нем было пятьсот – семьсот рыцарей с таким же количеством конных оруженосцев и несколько тысяч пехотинцев. Из семи дивизий три были оставлены охранять лагерь под командованием Бонифация Монферратского, в то время как Балдуин Фландрский возглавил остальных. Алексей III сумел привести на поле битвы по крайней мере девять дивизий, и каждая из них, по непроверенным данным, в шесть или семь раз превосходила по численности дивизию франков. Когда две армии выстроились друг напротив друга, и войско крестоносцев пошло в наступление, Балдуин Фландрский был предупрежден, что он находится слишком далеко от лагеря и ему лучше ожидать нападения византийцев за его частоколом. Приняв это предложение, он повернул свой авангард назад. Но на кону стояла гордость французских баронов, и военачальники следующей дивизии Хью Сент-Поль и Петр Амьенский отказались последовать его примеру; вместо этого они пришпорили своих коней и направили их на врага, а Балдуин со стыдом последовал за ними. Византийцы собрали свои силы за укрытием, которое Робер де Клари описывает как канал для доставки воды в Константинополь; возможно, это был Ликос. Французы натянули поводья перед этим препятствием и спохватились, что находятся далеко от своего лагеря; они ожидали больших потерь при преодолении водной преграды. Пока они стояли не небольшом возвышении и обсуждали, что им делать, имперские войска отступили в город. Так, без борьбы крестоносцы добились большего успеха.

Тем временем венецианцы атаковали приморскую стену вдоль Золотого Рога, прилегающую к Влахернам, которую защищали пизанцы, английские и датские варяги. На другом берегу гавани венецианский флот выстроился в линию протяженностью в три броска камнеметалки, как пишет Виллардуэн. Несмотря на свою частичную слепоту, Дандоло стоял на носу своего судна со знаменем святого Марка; после обмена стрелами его ободряющие крики так воодушевили команду, что они были первыми, кто добрался до берега. К нему присоединились и другие корабли, и солдаты стали высаживаться с них на берег, пока те, которые находились на штурмовых трапах, сражались с врагами в башнях. После яростного сражения все увидели, что знамя святого с изображенным на нем крылатым львом развевается наверху башни, а византийцы отступают. Была захвачена большая часть стены с двадцатью пятью или тридцатью башнями, и для венецианцев открылись ворота внизу; они рассеялись по городу и разграбили все, что только смогли. Гонцы, посланные к французам, привели с собой коней, захваченных в Константинополе, в качестве подарка от дожа и символа его победы. Возможно, весть об этой катастрофе заставила Алексея III отвести свои войска к столице.

Гонцы дожа вернулись с сообщением, что французы находятся в трудном положении и просят подкрепления, после чего Дандоло (якобы он уже подорвал и обрушил часть стены) решил оставить свои завоевания и идти на подмогу. Для прикрытия его отступления, которое византийцы истолковали как поражение, венецианцы подожгли эту часть города. Этот пожар – самый маленький из трех пожаров, устроенных крестоносцами в Константинополе, горел почти на милю в длину вдоль гавани от Влахерн до монастыря Христа Эвергета; доки, склады, деревянные постройки были отличным материалом для пламени. Под прикрытием этой сумятицы венецианский флот поплыл к лагерю французов, очевидно, потеряв все, чего он добился в тяжелом сражении.

Тем не менее из неудачи неожиданно возникла победа. По словам Никиты Хониата, император, который никогда не был настроен оптимистически, с самого начала рассматривал вариант бегства. Аристократы и придворные во главе, очевидно, с Феодором Ласкарисом фактически заставили его начать сражаться. Успех венецианцев лишил императора мужества; Робер де Клари пишет, что дамы, которые со стен города видели позорное отступление его войск, выразили ему свое презрение, но это свидетельство, вероятно, отражает романтические фантазии автора. В ночь на 17 июля Алексей III, собрав тысячу фунтов золота, императорские драгоценности и забрав свою дочь Ирину, некоторых других родственников и нескольких наложниц, бежал из города. Он направился в Девелтос, расположенный на Черном море на границе валахо-болгарского царства. Там, по словам Никиты Хониата, он заранее приготовил себе убежище.

Бегство Алексея Ангела из столицы все расценили как отречение от престола. Он не сделал никаких попыток скрыть свой отъезд от главных придворных, которые немедленно задумались о том, как сдержать осаждавших их латинян. Также в этот момент встал вопрос о волевой императрице Ефросинье, брошенной Алексеем, которая могла попытаться навязать жителям города одного из своих зятьев. Прежде чем она смогла хоть что-то предпринять, ее собственные родственники взяли ее под стражу. Вскоре латинская угроза