становясь все смелее, он попал под влияние тех, кто хотел положить конец этой раздаче; так между крестоносцами и византийцами возникла брешь.

После возвращения Алексея в Константинополь отношения стали еще более напряженными, хотя официальные византийские представители все еще надеялись на примирение. Никифор Хризоберг в своей речи 6 января 1204 г. воздал хвалу Алексею IV за его хитрость при обращении с латинянами, которые стали орудием завоевания им его законного положения. Император, как заявил он, будучи добр к своим приверженцам, дал им понять, что он воинственный человек, с которым нельзя шутки шутить: те, которые окажут сопротивление Алексею, лишатся голов так же легко, как император бьет по мячу в игре, но в иных случаях его искусство сплотит инакомыслящие народы; с помощью патриарха Алексей IV сможет даже примирить противоречивые требования старого и нового Рима. Хризоберг подразумевает, что небольшое применение силы даст крестоносцам осознать свое изолированное положение и заставит их с большей готовностью принимать то, что им предлагают.

Народ Византии не хотел, чтобы время залечивало раны. Многие обстоятельства вызывали враждебность к западноевропейцам, которая укоренилась в народе еще со времен Мануила Комнина. Крестоносцы, посещавшие Константинополь, вели себя высокомерно, скорее как завоеватели, разгуливающие по захваченному городу, нежели как союзники или наемники правителя. Отдельные их представители, жаждавшие золота, присваивали его напрямую, тогда как эпизоды произвола, случающиеся, когда любая армия размещается в городе, невозможно было предотвратить. Горожане понимали, что их налоги наполняют карманы этой опасной солдатни, а богатые византийцы проводили ночи без сна, задаваясь вопросом: чью собственность правительство конфискует в следующий раз? Крестоносцы также оскорбляли религиозные чувства византийцев, оскверняя церкви, грабя священные сосуды и срывая украшения со святых образов. К тому же слух о планируемом признании власти Ватикана, вероятно, дошел до людей, так как даже языковой барьер не мог помешать крестоносцам хвастаться этим. Это недовольство вместе с не скрываемой Алексеем тесной дружбой с латинянами воспламеняли чувства людей.

Лагерь крестоносцев находился вне досягаемости толпы, а солдат, осматривающих достопримечательности города – к тому же очень осторожных, – было слишком мало, чтобы они представляли собой удовлетворительные цели. Но привилегированные торговые сообщества, особенно пизанское и амальфитанское, продолжали существовать: генуэзцев, очевидно, изгнал дож. Пизанцы отличились своей верностью при защите Алексея III, но толпа была слишком разгневана, чтобы отделять друзей от врагов. Приблизительно 19 августа, когда Алексей IV находился во Фракии, жители Константинополя напали на эти районы, угрожая повторением геноцида латинян 1182 г. Аналогичные попытки предпринимались в 1187, 1192 и последующие годы, так что итальянцы не были захвачены врасплох. Когда начались массовые беспорядки, они взялись за оружие, как и византийцы. Перед численным превосходством нападавших чужеземцы отступили на свои корабли и переправились через гавань к лагерю в Эстаноре, где пизанцы объединили свои силы с венецианцами и французами. Виллардуэн приводит численность этих беженцев – 15 тысяч человек; и эта цифра, возможно, не завышена.

Первым результатом такого союза было желание отомстить. Военачальники крестового похода хотели мира и пытались выступить в роли посредников между византийцами и латинскими купцами. Однако приблизительно 22 августа, распалившись от негодования, отряд фламандцев, венецианцев и пизанцев переправился через гавань, видимо чтобы разрушить мечеть, расположенную на берегу на полпути между Влахернами и Босфором. Захваченная врасплох мусульманская община оказала сопротивление, и византийцы поспешили к ней на помощь. Отброшенный небольшой отряд латинян прибегнул к огню, чтобы защитить себя. Дул северный ветер, который должен был нести пламя в лицо нападавших на него людей.

Эта уловка сработала. Быстро распространилось пламя, разожженное во многих местах вдоль воды и подхлестываемое ветром. Разлетающиеся искры поджигали все вокруг, а основное пламя двигалось в сторону центра города, подгоняемое сначала северным ветром, а затем и южным, который развернул огонь в стороны. Пройдя через город от Золотого Рога до Мраморного моря, языки пламени распространились на восток и запад от основного пожара. Две ночи и день пожар бушевал в некоторых самых красивых частях города. Константинопольский Форум с прилегающими аркадами, магазинами и частными особняками лежал в руинах. Были уничтожены несколько церквей, а крылечки Святой Софии были повреждены, как и части патриаршего комплекса, дом для собраний синода и здание Макрона; пострадала и западная часть Ипподрома. От искр загорелись корабли в гавани и даже здания на северной стороне порта. На своем пути огонь уничтожил огромное количество жилищ от лачуг до особняков. Огромные сокровища богатых людей, слишком громоздкие, чтобы их можно было спасти, достались пламени. Погибали мужчины, женщины и дети – как богатые, так и бедные. Этот пожар в августе 1203 г. был одним из самых страшных, когда-либо охватывавших Константинополь, который видел уже много таких бедствий.

На какое-то время эта трагедия остудила эмоции обеих сторон. Исаак Ангел сетовал на бедственное положение горожан, но не мог отменить тяжелые налоги, необходимые для удовлетворения требований крестоносцев. Однако по мере замедления выплат заносчивость западноевропейцев усилилась. За пределами города группы крестоносцев грабили пригороды и особняки, стоявшие вдоль побережья Босфора. И опять возбужденная толпа приблизительно 1 декабря начала нападать на латинян, прогуливавшихся по городу. Ее предводители убеждали Алексея IV оказывать сопротивление крестоносцам, если он не хочет, чтобы его прозвали латинофилом; но он отказался действовать, а Исаак II выступил с речами, призывающими подождать. Отдельные инциденты превратились в бунт. И снова ради спокойствия и мира бароны в легере крестоносцев не допустили отправку помощи латинянам в городе. Невзирая на возраст, латинян, схваченных толпой, подвергали варварским казням, а их тела сжигали. Когда бунтовщики увидели, что от крестоносцев не идет помощь, многие сели в небольшие лодки и поплыли в них через гавань, выкрикивали насмешки и даже нападали на венецианские корабли. Не вынеся такого обращения, французы и венецианцы объединились, чтобы отразить нападение: они преследовали нападавших до самых стен города, нескольких убили и захватили торговые византийские корабли и суда с зерном, стоявшие в гавани. Из-за этого бунта и его последствий между городом и лагерем возникло состояние войны безо всякого объявления военных действий, но ни одна сторона еще не хотела окончательного разрыва отношений.

Представители придворной аристократии были недовольны как властью, так и чернью. Их предводитель Алексей Дука Мурзуфл ранее уже отличился своими антилатинскими настроениями. Очевидно, он финансировал восстание Иоанна Комнина по прозвищу Толстый против Алексея III и на тот момент был вовлечен в любовную интрижку с дочерью последнего Евдокией – разведенной женой Стефана Сербского. Алексей III посадил его в тюрьму за один или оба его проступка, но при восшествии на престол Исаак Ангел и Алексей IV освободили его. Как протовестиарий, он,