Даже учитывая, когда Троцкий читал свой доклад, нельзя не видеть: большевики не просто искали выход из глубокого кризиса, в котором оказалась страна, но и закладывали фундамент той тоталитарной системы, которая по истечении десятилетий так болезненно демонтируется. Именно в те годы (нэп был лишь попыткой внести коррективы в этот процесс) сооружалась основа нового общества, в котором не предусматривалось главного – свободы. Не один Троцкий был автором и творцом этого «сооружения». Но вместе с Лениным и другими лидерами большевизма он был интерпретатором марксизма в российских условиях. Причем интерпретатором активным. Еще до профсоюзного съезда, 27 декабря 1919 года, по предложению Троцкого, одобренному Лениным, Совет Народных Комиссаров постановил создать специальную комиссию под руководством Предреввоенсовета Республики для разработки плана о введении трудовой повинности в стране. Уже через три дня на своем первом заседании комиссия постановила привлечь для работы в этой области видных большевиков{613}. А еще через день Троцкий пишет письмо М. Д. Бонч-Бруевичу с просьбой выяснить, какое количество людей, транспортных и технических средств может выделить армия, чтобы мобилизовать людей для исполнения трудовой повинности.

«Общее руководство всеми подготовительными работами указанного характера я просил бы Вас принять на себя и немедленно приступить к работе…

Москва, 1 января 1920 года.

Председатель Междуведомственной комиссии по трудовой повинности Л. Троцкий»{614}.

Приведу еще несколько фрагментов из доклада Троцкого на том же профсоюзном съезде. Как давно выношенное, обдуманное, Предреввоенсовета заявил: «…заработанная плата есть для нас в первую голову не способ обеспечения личного существования отдельного рабочего, а способ оценки того, что отдельный рабочий приносит своим трудом республике…» Троцкий говорит о необходимости поощрения тех рабочих, которые более других «содействуют общему интересу». Но, продолжал докладчик, «награждая одних, рабочее государство не может не карать других, то есть тех, кто явно нарушает трудовую солидарность, подрывает общую работу, наносит тяжкий ущерб социалистическому возрождению страны. Репрессия для достижения хозяйственных целей есть необходимое орудие социалистической диктатуры». Вот она, извращенная диалектика! Оказывается, что репрессия нужна для достижения не только политических целей, но и хозяйственных! И опять через насилие! Невольно вновь обращаешься к проницательным мыслям Николая Бердяева: «За хлеб соглашаются отказаться от свободы духа. Я увидел, что в самом революционном социализме можно обнаружить дух Великого Инквизитора»{615}. Добавлю – не только дух, но и страшную плоть.

Обо всем этом, продолжал Троцкий свой доклад, ни в какой книге не написано. «Мы только начинаем с вами писать эту книгу потом и кровью трудящихся»{616}. Это были провидческие слова. Он еще не знает масштабов этого эксперимента, количества жизней, положенных на алтарь «социалистической диктатуры», не знает и того, что в море этой крови вольется и его собственная кровь.

Доклад одного из лидеров большевизма тех лет (а подобных речей им было произнесено множество!), полемика с мудрым «ренегатом» Каутским однозначно свидетельствуют: Троцкий был одним из самых активных создателей социалистической системы тоталитарного типа. В эти годы у них с Лениным не было заметных расхождений. Конечно, многое диктовалось властной потребностью – выжить. Но нельзя не видеть, что с самого начала личность, свобода, народовластие оказались в руках небольшой группы лиц, которые хотели «осчастливить» людей на века. «Осчастливить» с помощью насилия, принуждения, устрашения. В начале пути они казались временными. Думалось: «гипноз революции» пройдет, и свое место в берегах народовластия займет свобода. Но на смену Ленину и Троцкому придет человек, который именно эти временные черты (насилие, принуждение, устрашение) сделает зловеще постоянными.

…Троцкий ответил Каутскому. И еще лучше стала видна огромная пропасть между радикальными большевиками и классическими социал-демократами. Конечно, не надо идеализировать последних, хотя ясно, что они были гораздо ближе к гуманизму, демократии и подлинному народовластию, чем большевики. Думаю, что в борьбе двух начал – радикального и умеренного, или классового и общечеловеческого, – находится разгадка трагедии социализма. Тот же Потресов еще в 1927 году провидчески заявил: «Большевистский режим в свое время исчезнет, как исчезает всякая деспотия, как в свое время исчезла и династия Романовых, обнаружив совершенную гнилость. Легче капитализму реформироваться в социализм, чем заставить олигархию отказаться от своих привилегий и перейти на рельсы демократической государственности»{617}.

Троцкий был одним из первых «режиссеров» трагедии социализма. Он ответил Карлу Каутскому и тем самым дал нам возможность глубже понять эволюцию большевизма и корни его исторической неудачи.

Культура и революция

Главным кумиром Троцкого, если так можно выразиться, была революция. Мы уже говорили об этом. Все ее грани и лики влекли революционера к себе. Подавляющее большинство его книг и статей посвящено этой теме. Даже личная переписка свидетельствует об увлеченности этого человека революцией как важнейшей формой социального творчества. Троцкий жил, страдал, надеялся, мучился болями революционного процесса. Революция сделала его всемирно известным. Он был одним из ее главных жрецов. Она же волею ее продолжателей (он говорил иначе – термидорианцев) превратила Троцкого в скитальца. Отраженная и искаженная волна революции убила его на чужбине.

Но была еще одна область деятельности, которая занимала в его жизни огромное место: литература, писательство, искусство, а если говорить шире – культура. Его приверженность многим интеллектуальным ценностям культуры подняла Троцкого над всеми соратниками, товарищами, революционными деятелями.

Даже в дни наивысшего напряжения – на фронте, во время схваток на Политбюро со Сталиным, Зиновьевым и Каменевым, в периоды партийных дискуссий – Троцкий находил час-полтора, чтобы продиктовать Сермуксу, Познанскому или Бутову несколько страниц очередной книги или статьи. В одной из глав я намерен специально остановиться на характеристике Троцкого как историка, портретиста, мыслителя. Сейчас же мне хотелось бы лишь показать влияние Троцкого на развитие культуры, его попытки поставить ее на «службу» революции, его усилия по приобщению масс к азам европейской цивилизации.

Большинство деятелей русской культуры враждебно приняли Октябрьскую революцию. И не ошиблись. Она несла в себе много разрушительного и нигилистического. Вожди революции, вознамерившись приобщить пролетариат и весь трудовой люд к культурным ценностям, стали подходить к ней с узкоклассовых позиций. А подлинная культура не терпит никаких стандартов: ни классовых, ни сословных, ни национальных. Революция подсекла жилы великой культуры, изгнав многих ее творцов.

Оказавшись за рубежом, они мучились болями России. Одна из групп изгоев «русской смуты» в лице И. Бунакова, Ф. Степуна, Г. Федотова в 1931 году начала выпускать журнал «Новый град», одиннадцать номеров которого изредка выходили до 1937 года. Оглядываясь на последствия революции, его издатели во вступительной статье первого номера писали: «Тяжелее всех оказалась участь России. Она расплатилась и за свои собственные грехи, наследие своей трагической истории, и за грехи капиталистического мира, вовлеченная в общий пожар. В Европе экономический кризис, – в России безвыходная нищета и голод. В Европе борьба классов, – в России унижение их. В Европе насилие, – в России кровавый террор. В Европе покушения на свободу, – в России каторжная тюрьма для всех. В Европе помрачение культуры, – в России систематическое ее истребление…» И далее: «Поколение, воспитанное на крови, верит в спасительность насилия и выдвигает идеал диктатуры против правового государства…»{618}

Я привел только одну точку зрения, показывающую непримиримость большинства русских интеллигентов к революции. Проблема, конечно, гораздо сложнее. Нельзя отрицать, что некоторые выдающиеся ученые, поэты, писатели, артисты, художники приняли революционные изменения. Другие колебались, мучились сомнениями, прошли путь от яростного неприятия к полной поддержке, от восторженных симпатий к разочарованию, от выжидания к сотрудничеству с Советской властью, от нейтралитета к сознательной работе на благо нового общества. Все это так. Но я не ставил своей целью отражать всю сложность взаимоотношений культуры и интеллигенции.

…Вернемся к Троцкому. Именно он хотел соединить диктатуру пролетариата с культурой, взяв ее в союзники новому строю. Но, подходя к культуре сугубо прагматически, он отводил ей лишь вспомогательную роль в том великом эксперименте, что начали большевики в 1917 году. Троцкий хотел «европеизировать» суррогаты, стекляшки культуры, которые создавала революция.

Так, в 1922 году он начал и в следующем году закончил оригинальную работу «Литература и революция», которая вышла в 1923 году в издательстве «Красная новь». Так вот, в середине 1922 года, когда Ленин предложил Троцкому стать