Шрифт:
Закладка:
Троцкий, скептически отнесясь к этим советам и предложениям, тем не менее согласился на создание комиссии и добился назначения ее руководителем своего заместителя Склянского, который привлек к организации Конгресса весь секретариат Троцкого, его сотрудников, а также хозяйственные службы частей Московского гарнизона. Усилиями наркомвоена положение удалось быстро нормализовать{576}. Троцкий приказал, чтобы ему докладывали даже меню «в столовых общежитий делегатов Коминтерна». Оно, кстати, весьма наглядно говорит об экономическом состоянии Республики, руководители которой были так озабочены «заминкой мировой революции».
Вот типовое меню на каждый день.
{577}
Возможно, я утомил читателя перечислением блюд достаточно «унылого» меню, но, думаю, эта деталь неплохо передает обстановку того времени. Даже при вмешательстве «вождей» и мобилизации всех ресурсов разоренная страна могла едва-едва накормить три сотни революционеров, которым предстояло вновь инициировать революционное брожение в разных странах в надежде вызвать мировой пожар. Троцкий, занимаясь такими «мелочами», хотел использовать малейший шанс для ускорения нового революционного прилива.
К слову сказать, на Западе давно заметили фанатичную приверженность Троцкого к радикальным решениям, постоянное припадание к революционному алтарю. В буржуазной печати вскоре после Октябрьской революции стало появляться множество материалов, в которых Троцкий представал то анархистским ниспровергателем государственности, то крайним выразителем коммунистической радикальности, то ставленником еврейского финансового капитала. В разгар Гражданской войны белогвардейское «Русское бюро печати» в Екатеринбурге выпустило брошюру «Печальные воспоминания (о большевиках)». Ее автор Сергей Ауслендер дает характеристику вождям русской революции. Больше всех достается Троцкому. «Этот международный аферист, – пишет автор, – покорил Россию, расстреливает старых боевых генералов, живет в Кремлевском дворце и командует русской армией… Он умеет будить в рабах самое черное, самое гнусное…»{578}
А вот еще одно, уже европейское «сочинение». В ноябре 1921 года в Мюнхене вышла брошюра под названием «Еврейский большевизм» с пространным предисловием Альфреда Розенберга. В антисемитской книжке утверждается, что русская революция по своему содержанию, идеям, руководству была сугубо еврейской: «С первого дня своего рождения большевизм был еврейской затеей». Розенберг скрупулезно манипулирует данными о количестве народных комиссаров-евреев, разжигая антисемитские чувства, пытаясь доказать, что «пролетарская диктатура над обезумевшим, разоренным, полуголодным народом – есть план, изобретенный в еврейских ложах Лондона, Нью-Йорка, Берлина». Главные его исполнители – тоже евреи, среди которых А. Розенберг прежде всего выделяет Троцкого-Бронштейна. Автор предисловия к книжке, заполненной фотографиями большевиков-евреев, предупреждает: «Их цель – мировая революция»{579}. Подобные грязные подделки ставили задачу скомпрометировать не только русскую революцию, но особенно ее вождей, и в первую очередь Троцкого.
В феврале 1925 года Иностранный отдел ОГПУ заполучил совершенно секретный доклад английского посланника, озаглавленный «Троцкий и русская революция». Дипломат, сообщая в Лондон о поражении Троцкого в партийной дискуссии, тем не менее констатирует, что в русском большевизме это самая крупная политическая фигура, способная заняться «международными революционными авантюрами». Посланник с беспокойством докладывает, что упрочившееся положение Советской России означает выигрыш времени «для великого всемирного исторического эксперимента – еще большего, чем окончательное свержение царизма и уничтожение буржуазии в Октябрьской революции». После смерти Ленина, продолжает посланник, это «наиболее значительная личность социалистической революции Европы»{580}. Этот документ, который разведка ОГПУ направила Сталину, Дзержинскому, Фрунзе, Менжинскому, Ягоде, Пятницкому, Артузову, однозначно оценивает Троцкого как наиболее выдающуюся фигуру, приверженную идее мировой социалистической революции.
Будучи убежденным, как и Ленин, что Октябрьская революция начала эру мировой пролетарской революции, Троцкий до конца своих дней остался верен этой идее. Можно только удивляться, сколь глубоким может быть заблуждение человека, обладающего сильным интеллектом и не лишенного качеств пророка. Фанатичная вера брала верх над разумом. Выступая со статьей «Пять лет Коминтерна», Троцкий, вопреки историческим фактам, утверждал: «Европейский капитализм с исторической точки зрения прошел свой путь до конца. Он не развил значительно производительные силы. Ему не суждено больше играть прогрессивной роли. Он не может открыть новых горизонтов. Если бы это было не так, то любая мысль о пролетарской революции в наше время была бы донкихотством!..» Троцкий и не замечает, что, формулируя эти мысли, он как бы примеряет на себя одеяние рыцаря печального образа. Теоретик мировой и европейской революции продолжает: «…буржуазный порядок не падет сам по себе. Его нужно свергнуть, и только рабочий класс может его свергнуть революционным путем. Если рабочему классу это не удастся, тогда мрачные предсказания Освальда Шпенглера в ”Сумерках Европы“ могут оправдаться. История бросила рабочим вызов, как бы говоря им: вы должны знать, что, если вы не свергнете буржуазию, вы погибнете под руинами цивилизации».
Троцкий не раз выражал сожаление, что мировая революция началась не в развитых странах: США, Англии, Германии. Тогда, по его мнению, у революции было бы больше шансов. В упомянутой выше работе Троцкий с горечью констатирует: «История, по-видимому, прядет свою прядь с противоположного конца». Россия для него и была этим отсталым «противоположным концом». Однако Троцкий всегда оставался оптимистом в отношении перспектив мировой революции, хотя и не таким пылким.
Выступая на IV Конгрессе Коммунистического Интернационала (5 ноября – 5 декабря 1922 г.), Троцкий, отметив спад революционной волны во многих странах, доказывал, что это «временный процесс». Для грядущего успеха нужно «завоевать доверие подавляющего большинства рабочего класса». А тогда, «убедившись на опыте в правильности, твердости и надежности коммунистического руководства, рабочий класс стряхнет с себя разочарование, пассивность, выжидательность – и тогда откроется эпоха последнего штурма (курсив мой. – Д. В.). Как близок этот час? Мы этого не предсказываем»{581}. Троцкий мог бы годами ждать нового революционного взлета, но сомнений, что он обязательно наступит, у него не возникало. Так одержимость может делать сильный интеллект слепым. Но, анализируя мировую ситуацию после революционных потрясений в Европе, Троцкий, тем не менее, вынужден был сказать об отдалении звездного часа мировой революции. В том же докладе Троцкий, поправляя очки и смотря поверх голов делегатов, как бы вглядывался в будущее: «Было бы неправильно стричь все мировое революционное развитие под одну гребенку… Революция в Америке – если абстрагироваться от Европы – уходит в даль десятилетий. Значит ли это, что революция в Европе должна равняться по Америке? Конечно, нет. Если отсталая Россия не стала (да и не могла) ждать революции в Европе, тем более Европа не станет и не сможет ждать революции в Америке… Становясь на почву наиболее естественного чередования исторических событий, можем с уверенностью сказать, что победа революции в Европе в течение немногих лет расшатает могущество американской буржуазии»{582}.
Для Троцкого нет вопроса, какими будут Европа, да и мир после пролетарской революции. Традиционное марксистское прожектерство, определение политических форм без глубокого осознания реального содержания, уверенность в собственной непогрешимости выливаются в красочные полуутопии, которые, впрочем, одно время начали вроде бы осуществляться. Полуразрушенная, окровавленная, обессиленная внутренней борьбой Советская Россия для Троцкого уже является своеобразным эталоном будущих государственных образований, которые должны возникнуть после победы грядущих революций. Великий Эксперимент не может ограничиться Россией. Его ареной должны стать вначале Европа, а затем и весь мир. В своей статье «О своевременности лозунга ”Соединенные Штаты Европы“», предназначенной для «Правды», Троцкий пишет: «Мы не станем заниматься здесь предсказаниями насчет того, каким темпом пойдет объединение европейских республик, в какие хозяйственные и конституционные формы оно выльется, какой степени централизации достигнет европейское хозяйство в первый период рабоче-крестьянского режима. Все это можно спокойно предоставить будущему, – с учетом того опыта, который имеет уже Советский Союз…»{583}
У Троцкого не вызывает сомнения, что любое будущее объединение различных государств может быть лишь на почве социалистической революции:
