Шрифт:
Закладка:
Будучи уверенным, что Красная армия несет другим народам свободу и возможность объединиться с Россией в «мировой советской федерации», Троцкий, чтобы «сохранить эту возможность», в своих директивах, распоряжениях, приказах предлагает, просит, требует уважать национальное самосознание народов.
«Красным войскам, вступающим в пределы Украины
№ 174
30 ноября 1919 года Москва
Прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях и командах. Товарищи солдаты, командиры, комиссары!
Вы вступаете в пределы Украины. Разбивая деникинские банды, вы очищаете от насильников братскую страну…
Горе тому, кто вооруженной рукой причинит насилие труженикам украинского города или села. Пусть рабочие и крестьяне Украины чувствуют себя уверенно под защитой ваших штыков. Помните твердо: ваша задача – не покорение Украины, а освобождение ее…
Предреввоенсовета Троцкий»{585}.
Ту же мысль Троцкий проводит в приказе бойцам Красной армии, когда она вошла в Польшу: «…земля, на которую вы вступили, есть земля польского народа. Мы отбросили польскую шляхту, и мы сломим ей спину… Вы приближаетесь к Варшаве. Войдите в нее не как в покоренный город, а как в столицу независимой Польши…»{586}.
Но тон Троцкого становился сразу же жестким, как только появлялись признаки несогласия с советской властью. Например, когда меньшевистское правительство Грузии стало игнорировать требования и договоренности с революционными властями в Москве:
«Реввоенсовету Кавказского фронта.
Совершенно секретно.
1. Если бы Советская Республика оказалась против своей воли вынуждена дать военный отпор провокационной политике Грузии, считаете ли вы, что в вашем распоряжении для этой операции достаточно сил и средств, принимая во внимание оккупацию территории и пр. …
4. …Какие требования Вы предъявили бы по подвозу продовольствия для содержания армии и советских учреждений в Азербайджане, Армении и Грузии, в случае оккупации последней…»{587}
Шифровка подписана 27 января 1921 года Предреввоенсовета Троцким, главкомом Каменевым, начальником Полевого штаба Лебедевым. Политический язык документа уже не революционный, а имперский.
В то же время, когда 11-я армия вошла в ряд районов Грузии, Ленин шлет распоряжения РВС Восточного фронта и Ревкому Грузии: «…относиться с особым уважением к суверенным органам Грузии и особое внимание и осторожность проявлять в отношении грузинского населения… Сообщайте о каждом случае нарушения или хотя бы малейшего трения, недоразумения с местным населением…»{588}.
Когда цель достигнута, Ленин, а затем и Троцкий стремятся внести умиротворение в национальное сознание. Главный критерий: все должно приближать создание «мировой советской федерации».
Как видим, Троцкий рассматривал проблемы мировой революции не только в теоретическом плане. Ему принадлежит немало идей, если так можно выразиться, прагматического характера. Выступая 29 июля 1924 года на заседании правления Военно-научного общества, Троцкий, сделав несколько оговорок о том, что Красная армия не ставит задачи вызывать взрывы в других странах, сосредоточил свое внимание на необходимости создания «Устава гражданской войны», которым могли бы руководствоваться лидеры социалистических революций. Когда руководители не готовы в критический момент проявить умение, твердость – восстание обречено на неудачу. В критический момент революционного выступления, говорил Троцкий, «обстановка характеризуется архинеустойчивым равновесием: шар на вершине конуса. В зависимости от толчка шар может скатиться и в ту и в другую сторону. У нас, благодаря твердости и решимости партийного руководства, шар пошел по линии победы. В Германии политика партии толкнула шар в сторону поражения»{589}. Троцкий, анализируя опыт Октябрьской революции и классовой борьбы в России, убежден: «Устав гражданской войны» должен стать одним из необходимых элементов военно-революционной учебы высшего типа»{590}. Эйфория первых послеоктябрьских лет прошла: к мировой революции нужно готовиться. В том числе и путем «военно-революционной учебы высшего типа». При этом Троцкий не отбрасывал идеи единого фронта всех демократических, революционных сил против буржуазии.
Троцкий, конечно, не забыл, что когда в сентябре 1921 года в Москву приехал руководитель Германской компартии Брандлер, то он просил у лидеров большевиков направить в Германию Троцкого для подготовки восстания. После обсуждения на Политбюро решили Троцкого не направлять, а командировать к Брандлеру Пятакова и Радека. Но, по существу, в Москве дали понять, что стратегию немецкого восстания разработают здесь, в Кремле. На восстании особенно настаивал Председатель Коминтерна Зиновьев. Какую роль в германской неудаче сыграл Троцкий, несколько раз встречавшийся с Брандлером, установить трудно. Да, он был за восстание. Но вместе с тем после получения сведений о слабой готовности выступления он согласился с решением о его отмене. Однако Брандлер не смог своевременно отменить боевой приказ, и слабый факел восстания в Гамбурге все же загорелся. Энтузиазма и стойкости рабочих хватило на несколько дней. Почва не была увлажнена революционными соками.
Весть о поражении восставших Троцкий встретил с огорчением, хотя в решающий момент подготовки восстания уклонился от личного участия в нем. Сейчас нелегко сказать, что ему помешало: неверие в успех? Неотложные дела Председателя Реввоенсовета? Нежелание рисковать своей репутацией удачливого военного руководителя? Во всяком случае, когда был предпринят конкретный шаг международной «перманентности», он оказался фактически в стороне.
На Политбюро стали искать виновных в поражении. В жаркой полемике упоминались Брандлер, Зиновьев, Радек, Пятаков и Троцкий… Многие посчитали, что в решающий момент Троцкий просто сознательно отошел от эпицентра схватки. Исполком Коминтерна, сместив по настоянию Зиновьева Брандлера, сделал его главным козлом отпущения. Только Троцкий вместе с Радеком и Пятаковым пытались его слабо защищать.
Для Троцкого поражение в Германии явилось лишь напоминанием: мировая революция требует длительной и тщательной подготовки. Время политических экспромтов прошло. Нужны «уставы» не только Гражданской войны. Однако неизбежность грядущего мирового пожара по-прежнему не вызывала у Троцкого сомнений. Как и у его соратников и товарищей по революции, большинство которых скоро станут его смертельными врагами.
Идея мировой революции стала осуществляться Сталиным, но в другой форме, после Второй мировой войны. Правда, уже не было коминтерновских рецептов. Антиимпериалистическая борьба имела целью не только национальное и социальное освобождение народов, но и распространение социализма. Обреченность этой идеи не увидели ни Ленин, ни Троцкий, ни Сталин. А обреченность имела корни в стремлении поделить мир по классовому признаку с помощью диктатуры пролетариата, которой приписывалось исключительное право на истину, на суд, на перспективу.
После Октябрьской революции для счастья одних считалось естественным применение безграничного насилия к другим. Ни у кого из революционеров не возникало даже тени сомнения: мировая пролетарская революция неизбежна. Но при чем тут «пролетарии» Ленин, Троцкий, Сталин? Ленин не успел увидеть то, что создавалось, как говорили долгие годы, по его «планам». Троцкий до августа 1940 года верил, что Эксперимент только начат, но не продолжен. Сталин успел сделать ГУЛАГ символом страны первой социалистической революции. «Мировая советская федерация», к счастью, не состоялась… Иначе она могла бы быть продолжением сталинской модели.
«Терроризм и коммунизм»
Так называлась книга Л. Д. Троцкого, которая вышла в 1920 году в Петрограде. Она явилась как бы ответом на книгу Карла Каутского, которая имела то же название – «Терроризм и коммунизм» и была издана в Берлине в 1919 году{591}. По сути, знакомство с этой работой Троцкого дает возможность сравнить основные взгляды левого крыла большевизма и европейской социал-демократии. Почти на двухстах страницах[12] один из самых радикальных руководителей русской революции полемизирует с виднейшим теоретиком II Интернационала, доходя подчас до личных оскорблений. Следуя дурному правилу обращения большевистских руководителей к своим оппонентам, Троцкий называет старого марксиста Каутского, редактора известной газеты германской социал-демократии «Нойе цайт», «лицемерным соглашателем», «недостойным фальсификатором», «пачкуном», «круглым нулем» и т. д.
Однако контраргументы Троцкого по поводу диктатуры пролетариата, демократии, принудительного труда, его милитаризации, сути Советской власти, крестьянской политики, роли коммунистической партии в революционных преобразованиях убедительно показывают глубину многих заблуждений большевиков, возведенных ими в закон. Да, такой вывод можно сделать сегодня. Но следует помнить, что книга «Терроризм и коммунизм» была написана тогда, когда взгляды
