Шрифт:
Закладка:
Неизбежность мировой революции виделась Троцкому в своеобразии развития исторического процесса. Это своеобразие было сформулировано им следующим образом. «Под кнутом внешней необходимости отсталость вынуждена совершать скачки. Из универсального закона неравномерности вытекает другой закон, который за неимением более подходящего имени можно назвать, – подчеркивает Троцкий, – законом комбинированного развития, в смысле сближения разных этапов пути, сочетания отдельных стадий, амальгамы архаичных форм с наиболее современными»{563}. Троцкий не согласен с теми (в частности, с М. Н. Покровским, Л. Б. Каменевым, Н. А. Рожковым), кто полагает, что исторический процесс не знает перескакиваний через эпохи. «Их точка зрения, – пишет Троцкий, – в общем и целом была такова: политическое господство буржуазии должно предшествовать политическому господству пролетариата; буржуазная демократическая республика должна явиться длительной исторической школой для пролетариата; попытка перепрыгнуть через эту ступень есть авантюризм; если рабочий класс на Западе не завоевал власти, то как же русский пролетариат может ставить себе эту задачу…»{564}
Троцкий отвечает, что как раз своеобразие исторического развития России делает ее способной перешагнуть некоторые «необязательные» стадии и стать в авангарде революционного процесса. Противоречия в мире давно подготовили необходимость революционного взрыва, утверждает певец мировой революции, но нужен «детонатор». Им как раз и может оказаться Россия. Она выдвигается во главе мировых революционных колонн прежде всего потому, что сумела перепрыгнуть через отдельные этапы. «Как Франция перешагнула через реформацию, – пишет Троцкий, – так Россия перешагнула через формальную демократию»{565}. Суждения Троцкого безапелляционны. Так говорят только люди, никогда не сомневающиеся.
Уже позже, будучи в изгнании, на Принкипо, Троцкий беспощадно раскритикует Сталина за непонимание этих положений. «Невыносимее всего в этих вопросах ”теоретизирующий“ Сталин с двумя писаными торбами, составляющими весь его теоретический багаж: ”законом неравномерного развития“ и ”неперепрыгиванием через ступени“. Сталин не понимает до сих пор, что неравномерность развития именно и состоит в перепрыгивании через ступени (или в чересчур долгом сидении на одной ступени)… Для такого предвиденья нужно было понять историческую неравномерность во всей ее динамической конкретности, а не просто жевать перманентную жвачку из ленинских цитат…»{566} Троцкий, отстаивая свой взгляд на необходимость и возможность «перешагивания» через этапы, дает попутно характеристику Сталину как теоретику. «Сталинщина, эта уплотненная идейная вульгарность, – пишет Троцкий, – достойная дщерь партийной реакции, создала своего рода культ ступенчатого движения, как прикрытие политического хвостизма и крохоборчества»{567}.
Троцкий, соблюдая, правда, определенную осторожность в разговорах с «вождями» и на заседаниях Политбюро ЦК, не раз вносил конкретные предложения об инициировании мировой революции. Именно по его предложению в 1918 году в Германию были направлены крупные денежные суммы для революционной пропаганды и ускоренного «созревания» сознания масс. В то же время предложение Троцкого сформировать в 1919 году два-три конных корпуса на Южном Урале с последующей отправкой их в Индию и Китай для «стимулирования» революционных процессов поддержано не было. В августе 1919 года Троцкий шлет телеграмму Зиновьеву и Розенгольцу: «…настаиваю на оставлении эсбригады на эстонском фронте, что будет содействовать близкому взрыву эстонской революции»{568}. Хотя наркомвоен упоминает в телеграмме «эстонский ЦЕКА», совершенно ясно, что это его идея. Сохранились телеграммы Троцкого и венгерскому революционному правительству с выражением готовности прийти на помощь. Варшавский поход 1920 года диктовался не только военной необходимостью разгромить интервенционистские войска Пилсудского, но и «оказанием помощи польским трудящимся, борющимся за свое освобождение». Для того чтобы «советизировать Польшу», по мнению Троцкого, нужно видеть в польских рабочих и крестьянах «будущих польских красноармейцев», всячески «популяризировать биографии наиболее видных польских коммунистов Дзержинского, Мархлевского, Радека, Уншлихта…»{569}.
В соответствии с предложением Троцкого, по линии Коминтерна, ЦК РКП(б), Народного комиссариата по иностранным делам, другим каналам, за рубежом уже с начала 20-х годов была организована пропагандистская и контрпропагандистская работа среди населения капиталистических стран. При всех ограниченных возможностях этой идеологической деятельности она велась настойчиво. Например, на заседании Пленума ЦК РКП(б) 3 апреля 1922 года (где Сталин был избран Генеральным секретарем партии) Троцкий внес предложение о «налаживании контрагитационной кампании за границей». ЦК постановил привлечь для организации этой работы Суварина и Крестинского при общем руководстве Троцкого{570}. Как этап к созданию «мировой советской федерации» Троцкий рассматривал революционные преобразования в Европе под лозунгом «Соединенные Штаты Европы». Это, писал один из главных жрецов Октябрьского переворота, чисто революционная перспектива… «Разумеется, – развивал дальше свою мысль Троцкий, – рабоче-крестьянская федерация не замкнется на европейском этапе. Через наш Советский Союз она, как сказано, откроет себе выход в Азию и тем самым откроет Азии выход в Европу»{571} – революционер уже давно мыслил масштабами континентов и, более того, всей нашей планеты.
Даже в годы Гражданской войны Троцкий постоянно интересовался состоянием международного революционного движения, активно участвовал в работе Исполкома Коминтерна, часто принимал делегации зарубежных коммунистов и рабочих. В архиве Троцкого сохранились многочисленные материалы, рукописи статей, записки с анализом революционной ситуации, советами, как двинуть «революционное дело» дальше. Секретарь Предреввоенсовета Сермукс, например, 19 апреля 1921 года передал по поручению Троцкого записку Радеку (он занимался в то время «германскими делами»), в которой анализировалось положение в Германии. Лев Давидович писал, что аппарат социал-демократии и профсоюзов выступает против радикальных действий и является, таким образом, «важнейшим фактором пассивности и консерватизма в рабочих массах… Нужно систематически раскачивать рабочие массы с целью подрыва создавшегося неустойчивого равновесия…». Троцкий советует разъяснять рабочим, что мартовские события[11] еще раз показали «новое вопиющее предательство социал-демократов»{572}.
Троцкий болезненно переживал неудачи революционного движения, особенно в Германии. В них он не просто видел крах революционных надежд, но и ощущал глубокую личную боль. Чаще всего ему казалось, что в основе этих неудач лежат ошибки руководства КПГ. Когда новый революционный подъем в Германии летом 1923 года не завершился, как полагал Троцкий, завоеванием власти, он отреагировал на эти реалии с нескрываемой горечью: «Важнейшей причиной того, что Германская коммунистическая партия сдала без сопротивления совершенно исключительные исторические позиции, является то, что партия не сумела на новом рубеже стряхнуть с себя автоматизм вчерашней политики, рассчитанной на годы, и ребром поставить – в агитации, в действии, в организации, в технике – проблему захвата власти. Время есть важный элемент политики, особенно в революционную эпоху. Упущенные месяцы приходится иногда наверстывать годами и десятилетиями…»{573}
Для Троцкого Коминтерн был инструментом реализации главной идеи коммунистов – победы мировой социалистической революции. В своем выступлении на III Конгрессе Коммунистического Интернационала 2 июля 1921 года Троцкий «временное» замедление революционного процесса называет лишь «заминкой, замедлением темпа». Но он убежден, что «кривая» капиталистического развития в общем идет – через временные подъемы – вниз, а «кривая» революции – через все колебания идет вверх.
К слову сказать, Троцкому во время подготовки этого Конгресса пришлось предпринять чрезвычайные усилия, чтобы коммунистический форум не был сорван. Дело в том, что Енукидзе, которому поручили хозяйственную подготовку Конгресса, не смог обеспечить нормальных условий жизни прибывающим делегатам. Посыпались жалобы, начались нарекания, стали раздаваться слова о неспособности РКП решить даже такой простой вопрос. Троцкий, узнав об этом, немедленно извещает бумагой с грифом «сов. секретно» Ленина, Зиновьева, Бухарина, Радека, Каменева, Молотова.
«Только что товарищи, объективизму и правдивости которых я безусловно доверяю, изложили мне состояние полного отчаяния в деле с организацией Конгресса. Приезжающие делегаты попадают в отчаянное положение. Несмотря на то что ждали тысячу человек, а приехало около трехсот, делегатов помещают по 8–10 человек в одну комнату. Они лишены минимальных удобств. В смысле столовой и прочего – такое же положение… Самое возмутительное – это грубое невнимание к приезжающим товарищам. На постелях нет матрацев, подушек, нет умывальников…»
Ленин ответил быстро, однако, не желая ввязываться в это рутинное дело, предложил создать «комиссию с экстренными полномочиями», так как сам «я нахожусь
